– Не думай об этом сейчас. Просто дыши, – посоветовал Далай
Тисейн.
– Но я… не знаю, что мне делать, – признался Тай.
– А чего бы ты хотел?
– Я бы хотел всё исправить, - вновь вспомнил о журнале Тай, и
конфетах, и праздности перед персональным компьютером. Что ему
мешало маме то по дому помогать? Или сходить в магазин, когда отец
просил?
– Знаешь… это не самое худшее место, чтобы начать путь к
исправлению.
Далай Тисейн ещё не знал на сколько останется ребёнок при храме.
Да и останется ли вообще, но он точно знал, что в ближайшие дни и
недели так рано поседевший подросток будет развивать свое видение
тонкого мира при храме под его руководством.
Всё равно в ближайшее время правительству обоих стран не до
мальца. Пока составят списки, пока разберут всю бумажную волокиту и
сверятся с официальными запросами в обе стороны. Бюрократия требует
времени. А всё это время он будет лечить его тело и душу. И
подкидывать пищу для ума.
Как ещё помочь тому, кто потерял всё и сразу? Но одно он все же
в себе сохранил – свет души. Тот не желал тухнуть под переменчивыми
ветрами жизни.
Осиротевшему туристу не стали выделять кровать в помещении при
храме с парой служек, как поступили бы с любым другим туристом или
тайцем, желающим служить храму. Далай Тисейн постелил ему прямо в
своей комнате в главном здании.
Это была комната с отдельным входом. Отдав свою постель, сам
настоятель перебрался в гамак, который подвесил в углу комнаты.
Такому решению было две причины: мальчику нужна была забота для
истерзанного солнцем тела, но ещё больше внимания требовала его
душа, получившая сокрушительный удар. Да и для разговора с
послушниками он не был готов.
Тай слабо знал тайский. Кивая и улыбаясь, не очень то
поговоришь.
– Всё, что мы теряем на нашем жизненном пути, нам даётся на
другом плане, – натирая кожу маслом с травами по рецепту,
известному одному наставнику, сказал монах.
– Я потерял всех родных. У меня больше никого нет. А вместо
этого я лишь вижу, что схожу с ума, – печально заключил мальчик,
ощущая, как чешется кожа.
Хотелось самому тереться о пальцы старого тайца. А старик вместо
этого едва касался кожи.
«Не понимает что ли, как чешется? Чеши лучше! Сильнее!»
– У меня глюки. Я псих, – добавил уверенно Тай вместо этого,
стиснув губы, чтобы не просить шкрябать его какой-нибудь
губкой.