Аполлинария оглянулась, и
обнаружила, что, оказывается, на домах действительно были плакаты и
картины с изображениями Петрикора, и под многими из них имелись
надписи. Хвалебные, с благодарностями, и с признаниями. Самые
разные. Обругав себя за невнимательность, Аполлинария виновато
посмотрела на Петрикора, и произнесла:
— Прошу меня простить, я, видимо,
немного задумалась. Вы говорите, вас любят? А почему?
— В двух словах не объяснить, —
Петрикор чарующе улыбнулся. — Сударыня, у меня возникла прекрасная
идея. Вы не хотите разделить со мною небеса? Давайте поднимемся на
крышу, и полюбуемся красотами воздуха и природы?
На крышу? Аполлинария на секунду
нахмурилась. Идея лезть в платье на такую высоту не показалась ей в
тот момент привлекательной, но обижать Петрикора не хотелось.
— Это безопасно? — спросила она. —
Не поймите меня неправильно, но платье несколько не приспособлено
для подобного…
— Это совершенно безопасно, —
заверил Петрикор. — Верьте мне. Зачем мне вам советовать плохое?
Идёмте! Мы пройдем через подъезд, по лестнице поднимемся на чердак,
и выйдем на крышу. Да, это труд, я согласен, но оно того стоит. Вид
с крыши открывается просто изумительный.
***
Аполлинария помнила, как ловко она
пролезала через лючки, когда уходила от погони, прежде чем попасть
в Город, но в этот раз путь почему-то оказался в разы сложнее. Ей
всё время что-то мешало. То перила лестницы норовили ухватить её за
подол платья, то двери распахивались сами собой, преграждая путь,
то выщербленные ступени ловили каблуки её башмачков, и никак не
хотели отпускать. Петрикор шел впереди, и, казалось, не замечал,
что происходит с Аполлинарией, но, как выяснилось чуть позже, он
прекрасно всё понимал и знал.
Когда они поднялись на шестой этаж,
к лестнице, ведущей на чердак, Петрикор остановился, и повернулся к
Аполлинарии — на лице его сияла улыбка.
— Сложно было? — участливо спросил
он.
— Да, — призналась Аполлинария. —
Почему-то очень сложно.
— Бывает, так случается, что путь ко
мне оказывается труден и тернист, — покивал Петрикор. — Но пройти
этот непростой путь — честь и слава. Ведь взамен вы получите…
впрочем, ни слова больше, сейчас всё увидите сами.
Он ловко, как мартышка, вскарабкался
по лестнице, и тут же исчез в тёмном чердачном лазе.
— Петрик, постойте, я не могу так
быстро, — попросила Аполлинария. Она поднялась вслед за Петрикором
на чердак, и остановилась у лаза — увиденная картина её неприятно
удивила. Тут и там на чердаке валялись дохлые, высохшие до
состояния пергамента, голуби. Аполлинарии пришлось выбрать
крошечный пятачок свободного пространства, чтобы не наступить ни на
кого из них.