— И думать. Нет, спасибо, я
откажусь, — решительно сказала Аполлинария.
— И почему же? — с доброй усмешкой
спросил Петрикор.
— Потому что я человек, а не голубь,
— ответила Аполлинария.
— Человек? — лукаво прищурился
Петрикор. — И кто же вам такое сказал?
— Я сама это поняла, — ответила
Аполлинария.
— Вот тут-то вы и ошибаетесь, —
покачал головой Петрикор. — Человек, моя милая сударыня, это тот,
кто умеет познать веру и признать ошибку. Это тот, кто сумеет
понять чужое превосходство, и принять это как данность. Вы же
данность принимать отказываетесь, да и к вере сейчас не
стремитесь.
— Те есть человек — это голубь?..
Ну, в таком случае, я не знаю, человек я или же нет, но одно я
точно знаю: я не голубь, и уговаривать меня бесполезно, —
Аполлинария сделала ещё один шаг назад, по направлению к двери. —
Может быть, кого-то вы и уговорили, и они согласились с вами.
Кого-то вы взяли страхом, кого-то одиночеством, кого-то горем,
кого-то любовью; кто-то пришел к вам от безысходности, но что-то
мне подсказывает, что если бы эти люди изначально знали правду, они
бы не повелись на это, и не превратились бы голубей.
— Плохо же вы знаете о том, что
такое человек, — голос Петрикора потяжелел, он больше не играл. —
Запомните, сударыня. Человек слаб. И глуп. Но в первую очередь —
человек именно слаб, даже если он и мнит, что силён. Он ищет
поддержки, и впадает в уныние, если не находит. И голубями они
становятся от того, что им всем так проще. Проще, понимаете? Ты
стал голубем, и вот ты уже не один. Ты в стае. Которая поддержит,
поможет, голубицу предоставит, по голове крылом погладит. Плохо ли
это? Хорошо, и вы сейчас понимаете, что я прав. Даже самые сильные
и мощные становились кроткими, и припадали к моим ногам, лишь бы
осознавать любовь, сопричастность, и не ощущать одиночества.
Он сделал ещё один шаг вперед, и
Аполлинария снова отступила, упершись спиной в закрытую дверь.
— Так вот. Если ты человек, то ты
охотно примешь истину, и станешь голубем, — назидательно произнес
Петрикор. — Что, нечего ответить?
— Почему же, — Аполлинария
посмотрела на него с презрением. — Ещё как есть. Ты играешь на
слабостях. Ты шантажируешь. Ты обольщаешь. Ты ставишь их в
зависимость, и диктуешь действия, которые выгодны для чего-то
только тебе. Сейчас я не понимаю твоей выгоды, но, думаю, со
временем пойму.