— Отец у нее кузнец, — продолжил он,
— а мать ахейцы украли, когда маленькая была. Она все мне
рассказала. Пошли уже!
— А чего она улыбается? — удивился я.
— В рабство же попала.
— Да тут ее хоть накормили, — хмыкнул
Рапану. — И пальцем не тронул никто. Отец рассмотрел ее как следует
и сказал, что в богатый дом продаст. Вот она и радуется теперь. Они
у себя на острове кору с деревьев объели уже.
Мы пробирались через толчею порта,
где было необыкновенно людно. У каменных пирсов одновременно
качалось на волнах не то три, не то четыре десятка кораблей.
Акоэтес, царь нашего Дардана, правую руку отдал бы за такое. У него
пошлин почти и нет, все тут оседают.
Корчма в порту — это навес со
столами, рядом с которым стоит пышущая жаром печь. Запах свежего
хлеба — просто одуряющий, он настойчиво лезет в ноздри, выбивая из
меня тягучую слюну. Я ведь и сам не обедал, кусок лепешки съел с
утра, и все. Да только заплатить нечем. У меня же ведь и нет
ничего.
— Угощаю! — правильно истолковал мое
молчание Тимофей. Он размотал браслет из серебряной проволоки,
отломил кусок и бросил на стол. — Трое нас. Накорми, почтенный.
— Еще столько же добавь, — покачал
головой тощий мужик со спутанными волосами, в хитоне, прожженном
искрами в нескольких местах.
— Чего это вдруг? — поднял в
удивлении брови Тимофей. — Я честную цену дал.
— Честной ценой это было год назад.
Нынче съестное вздорожало сильно, — ответил корчмарь. — На востоке
и вовсе голод начался. Вокруг Хаттусы крестьяне бунтуют. У них
зерно в счет податей требуют, а его почти нет, зерна этого. Великий
царь воинов послал, чтобы они крестьян вразумили, да толку-то!
Оттого что десяток смутьянов распяли, ячменя в закромах не
прибавилось.
— Откуда знаешь? — вскинулся
Тимофей.
— Люди так говорят, — пожал плечами
корчмарь. — Я много вижу людей, и многое слышу. Плохие времена
наступили! Ох, плохие!
— О как! — неприятно удивился Рапану.
— А мы с отцом отсюда в Хаттусу собирались идти.
— Дело ваше, — равнодушно пожал
плечами корчмарь. — Говорю же, неспокойно там. Племена каски, что у
берега моря живут, тоже шалят. У них даже из колодцев вода ушла. За
каждый кусок берега у чахлого ручья режутся без пощады.
Рапану нахмурился и ушел в себя, а
корчмарь бросил на стол горячую еще лепешку, а потом поставил три
горшочка с чечевичным супом, плошку маслин и три чаши с вином. Тут
не спрашивают, чего ты хочешь. Дают — жри. Народ в порту
непривередлив.