— Я не ахеец, — с достоинством
Тимофей. — Я из афинских пеласгов. Когда ахейцы с севера поперли,
мы свою землю в бою отстояли. Она от века наша. И царей Гераклидов
вместе с их дорийцами мы тоже бьем, когда они приходят.
— Да! Непонятные дела начались, —
загрустил Рапану. — Торговля совсем плохая. Шерсть и ткани еще
везут к нам, а вот олова почти не стало. Слышь, Эней, а как тут у
вас с оловом?
— Мало его и дорого очень, — ответил
я и вздрогнул, словно пронзенный ударом молнии. Я как будто со
стороны слушал это разговор. Я ведь не Эней, я Андрей. А, точнее,
Андрей Сергеевич! Доцент кафедры Древней истории и… Да плевать
сейчас на это. Хорошо-то как! Одышки нет совсем, и сердце не болит!
Я ведь уже и забыл, когда такое было. Кстати, а почему оно не
болит? Оно же только что сильно болело, когда я… А почему это я
вдруг Эней? Я Эней??? Да как я мог в это вляпаться?
А разговор тек своим чередом, и велся
он на незнакомом языке, который, тем не менее, был мне родным. Тут,
в Троисе, на лувийском диалекте говорят с большой примесью слов из
языка соседей хаттов. Беседа шла в основном про воду, которой в
Угарите и в приморских городах Сирии стало совсем мало, про урожаи
и про нападения диких племен, которые повылезали из всех щелей.
— Дани пятьсот сиклей6 золота
великому царю хеттов Суппилулиуме посылаем, — загибал пальцы
Рапану, — шерсть крашеную и ткани. А еще подарки дай! Самому царю
кубки золотые! Таваннанне, старшей царице, тоже кубки! Остальным
царицам серьги и браслеты, и вельмож его тоже обойти нельзя! А
когда Гибалу сожгли, нам никто войском не помог. Просто пришли на
десяти кораблях люди из ниоткуда и ограбили всё.
— Ну, Угарит город крепкий,
отобьетесь, — успокоил я его, с удивлением слушая, как звучит мой
собственный голос. Я же мальчишка еще. Лет шестнадцать, не
больше.
— Наши боги разгневались сильно, —
поежился Рапану. — Пару лет назад земля ходуном ходила так, что
стены кое-где пали, а башни рассыпались на кирпичи. Людей задавило
много. Моя семья со знатью вместе в море вышла. Мы всегда на
кораблях пережидаем, когда землю трясет. В море и не чувствуешь
ничего. Бог Йамму бережет нас.
— Но корабли не у всех есть, —
насмешливо глянул на него Тимофей.
— Да, не у всех, — вызывающе
посмотрел на него Рапану. — Сам Баал-Хадад решает, кому иметь
корабль, а кому нет. И кому жить и умереть, тоже решает он. Наши
жертвы были велики, и потому он милостив к нам. Мой отец первенца
по обычаю в жертву отдал. С тех пор как на алтаре задушили брата
моего, он ни одного корабля не потерял в бурях. И от пиратов
ахейских отбивались сколько раз. Великий бог даровал ему удачу в
делах.