Услышал смешок в ответ, снова тонкий
и мелодичный:
«И как ты комара того…
собрался?»
— Царица скажет — и комара… Того.
Смогём. Только он в процессе помрёт. И этот комар тоже помрёт — он
мужик был, мелкий больно, да хлипкий, для такого удара надо шагнуть
вплотную и выпрямится, а встать в полный рост… — Григорий для
примера выпрямился, гулко ударился головой в потолок, буркнул: —
То-то и оно.
«Говорят тебе, Гришка — не видела.
Может, это баба вообще».
— Не-а, — потряс головой Григорий, —
«женский» кинжал — он кривой и широкий, таким хорошо руку, не туда
сунувшуюся располосовать или там насильнику… ой, извини снова,
Катенька… кой-что под корешок самый срезать. Для последующего
приобщения к судебным листам в качестве вещественного
доказательства. А вот так им ударить не получится, соскользнёт.
Зато вот «мужской» клинок — он прямой. Хотя…
Прервался, вспомнив, как вчера под
ночь перекладывал тело в новый гроб. Заодно не утерпел — украдкой
полез посмотреть рану. Видно, что глубокая, но узкая. Собственным
засапожником Григорий такую же не сделал бы никак, там лезвие в три
раза шире, чем кровавый след на спине. А у слободских всё больше
шучьеносые листовидные финки да персидские корды, у Стеньки —
целовальника липкого… — Катька поёжилась, фыркнула презрительно,
по-кошачьи, уловив его мысль. — Вообще, щёгольский, ферганский
пчак. Богато украшенный, с янтарными щечками, камнем на рукояти и
лезвием ещё шире, почти в ладонь. Разве что и впрямь баба, и удар
наносил домашний, хлебный, в иглу источенный нож? Но зачем хватать
абы что, если на поясе всегда висит родовое, проверенное?
«Ладно, — подумал Григорий, —
поймаем, спросим, на дыбе всё скажет и сам. Но вначале надо
словить».
Дунул на лампу, раздувая жёлтый,
дрожащий огонь. Перешагнул через порог сеней дальше, вглубь дома.
Тёплая изба… То есть уже только по названию тёплая: стылый холод и
осенняя сырость резво и словно насовсем прогнали запахи натопленной
по заморозкам печи, хлеба, хозяйки. День да ночь открытой
простояло… Григорий снова поёжился, запалил ещё одну лампу —
масляный фитилёк на чеканной чугунной змейке. Стеклянная, яркая,
вторая лампа радостно загудела, поймав искру. И дала поток
неяркого, но сильного света.
— Ого…
«Забирай. Хорошая вещь,
пригодится».
— Да я не к тому, — ответил
Григорий, хмыкнул в усы, рассматривая райских птиц Сирин и Гамаюн
на медном ободке внизу лампы. Герб университета… «Ты здесь хозяин,
а не гость, тащи с работы каждый гвоздь» — так, Катька?