Петро поднялся, дохромал до резного, старинного вида, буфета, и
извлёк из нижнего высокого ящика натуральную «четверть» самогона —
трёхлитровую бутылку, заботливо заткнутую свёрнутой газеткой.
Удивляло всё — и ёмкость, и непривычная «пробка». Хотя, отсюда, с
этой избы, не поймёшь, что ближе — Тверь, Москва или пятидесятые
годы. Следом из буфета появилась банка варенья, которую тут же
утащила на кухню Лина, вернувшись уже с графином
красновато-розового напитка, который знали и любили все деревенские
дети. Вода с вареньем была гораздо вкуснее, чем всякие газировки. А
с вишнёвым, да на вишнёвых же листочках — в особенности.
Старики вмазали по полстакана не сказать чтоб кристально
прозрачной жидкости, выдохнув над столом чем-то неявно ржаным,
спиртным и явно сивушным. Подняли по крошечному, едва заметному в
их похожих натруженных ладонях, куску чёрного хлеба и синхронно
глубоко вдохнули. Судя по их глазам, чуть подёрнувшимся туманом,
оба уже были не здесь.
Поминали каких-то незнакомых людей, многих, очень многих.
Поимённо. Кто-то со сто срок восьмой, кто-то — со сто пятидесятой.
Ориентируясь на мелочи и случайные обмолвки, я догадался, что речь
шла про стрелковые бригады. Добрым словом помянули комбрига Илью
Михалыча. Восхищались каким-то Кешкой, младлеем, с которыми
захватывали поздней осенью, да считай зимой, церковь, на месте
которой сейчас стояла та, что мы видели. До неё была здоровущая, по
словам стариков, каменная, трёхпрестольная, что бы это ни означало.
Но они называли храм другими словами, никакого отношения к
православию не имеющим. Трое суток пытались занять Хлепень. В
ночном штурме той цитадели, в которую фашисты превратили церковь,
Петра и ранило, и контузило, и наверняка убило бы, если б не
командир, Сергей. Хранитель в основном молчал, и мысли у него вряд
ли были приятными и благостными.
— Батя! Чего вспомнил-то! Тут, годов несколько тому, концерт
давали по радио, там парень один такую песню спел… Ух, какую! Я
сейчас найду, заведу, - Петро захмелел быстро, как бывает у
энергичных тощих стариков. Он доковылял до стоявшего в углу под
белой салфеткой здоровенного приёмника — такие, кажется, раньше
звали радиолами, но уверен я не был. Прямо на крышке которого стоял
однокассетный магнитофон. Он, по сравнению с проигрывателем,
выглядел бы, конечно, значительно современнее. Если бы не три
кольца изоленты поверх.