Я вдруг вспомнил, как сидел на сцене какого-то богемного
заведения, держа в одной руке бокал вина, а в другой — какую-то
кошку (откуда она взялась, непонятно). Передо мной стоял человек с
моноклем. Он читал стихи, после чего публика требовала уже ответа
от меня самого. И я, не будь дурак, начал импровизировать. Талант у
меня безусловно был, потому что публика то каталась со смеху, то
разражалась аплодисментами. Я не помнил, кто победил, но у меня
почему-то остался чей-то берет.
Последнее воспоминание перенесло меня в центр города. Я стоял на
площади, вдохновенно произносил речь перед небольшой толпой
подвыпивших людей. О чём речь, я понятия не имел, но народ
поддерживал меня громогласными возгласами. Потом я залез на
постамент к местной статуе, объявил её «хорошим парнем», и там
провёл как минимум минут пятнадцать, пока кто-то не предложил
переместиться в другую часть города.
Остальное вспомнить уже не получалось. Я осмотрелся. На одной
руке у меня красовался пиратский браслет, на другой - дорогие часы,
которые явно мне не принадлежали. На полу валялась пустая бутылка
из-под рома. Рядом с кроватью стояла обувь, принадлежащая явно
разным людям.
Я глубоко вздохнул, посмотрел на потолок и резюмировал:
- Великолепно. Надо повторить!
Плюм, уютно устроившийся на моей груди в виде пушистого клубка,
согласно пискнул.
- Да-да, отдыхай, друг мой. У нас с тобой талант попадать в
незабываемые приключения.
Я откинулся назад и закрыл глаза. А потом резко сел.
- Чёрт. А где машина?
Ладно, разберемся. Спустившись вниз, я сразу понял, что мне
срочно нужна еда. Голова гудела, желудок требовал хоть какого-то
подобия цивилизованного завтрака, а душа... душа пока молчала,
вероятно, тоже переживая последствия вчерашнего веселья. И я
чувствовал, что вчерашние приключения пошли мне на пользу, ведь
душевных сил заметно прибавилось, что не могло не радовать!
На столе уже ждала запотевшая бутылка минералки, горячий суп,
свежий хлеб, сыр и яичница-глазунья. Настасья подготовила
правильный рацион после попойки. Умница!
Бутылку я осушил в один присест, а ел, уже не торопясь,
наслаждаясь каждым кусочком. Плюм, притащившийся следом, уныло
устроился на краю стола, очевидно, переживая свое первое в жизни
похмелье.
- Не жалей себя, друг мой, - усмехнулся я, отламывая кусочек
хлеба. - Мы ведь знали, на что шли.