Ярополк дернулся, лицо его
исказилось от злобы, он что-то забормотал, но Скилица
предостерегающе поднял руку, останавливая его.
— А твое предложение, Скилица, —
продолжил я, снова обращаясь к византийцу, — о разделе земли
русской, о сдаче Тмутаракани… это бред труса, боящегося честного
боя. Ты стоишь, окруженный хазарами, под прикрытием своего флота, и
предлагаешь мне сдаться? После того, как мы разбили твоих людей под
Новгородом? После того, как мы спалили логово древлянское? —
Последние слова я произнес тише, но с нажимом, и увидел, как
дрогнули лица в свите посла.
— Запомни, посол, и передай своему
императору, — мой голос снова набрал силу. — Русь едина! От Ладоги
до Черного моря, от Карпат до Волги — это наша земля! И мы никому
ее не отдадим и делить ни с кем не позволим! Мы народ вольный и
кланяемся только своим богам и своему закону! А предателям, кто бы
они ни были, какой бы знатный род за ними ни стоял, — у нас один
приговор! Смерть!
Я выдержал паузу. Мои воины за
спиной стояли неподвижно, только крепче сжали оружие, выпрямили
плечи.
— А что до союзников моих,
печенегов, — я обернулся и кивнул в сторону холмов, где раскинулся
лагерь Кучюка, откуда доносился неясный гул. — Они здесь по моей
воле! Хан Кучюк — мой союзник, и мы пришли сюда вместе, чтобы
вышвырнуть вас с нашей земли! Русь не торгует своими друзьями и не
бросает тех, кто пришел на помощь! Мы стоим плечом к плечу, и горе
тому, кто встанет у нас на пути!
Я снова посмотрел на Скилицу. Его
лицо было каменно-спокойным, желваки на его скулах напряглись. Он
все понял.
— Так что забирай свое щедрое
предложение, посол, — закончил я твердо, — забирай своего
«законного наследника» и убирайся. Передай своему императору, что
Великий князь Антон мира на таких условиях не примет. Если вы
хотите войны — вы ее получите прямо здесь и прямо сейчас, если
пожелаете. Мы готовы.
Слова повисли в воздухе. Напряжение
достигло предела. Казалось, сейчас кто-то не выдержит, рванет
вперед, и ночная долина взорвется лязгом стали и криками умирающих.
Но никто не шелохнулся. Мы стояли друг против друга — два войска,
два мира, два непримиримых врага, разделенные лишь несколькими
десятками шагов и ночной тьмой. Решение было принято. Ответ дан. И
назад дороги уже не было.
Мои слова упали в тишину, и какое-то
время никто не двигался. Лицо Льва Скилицы, до этого момента
напоминавшее холодную маску, дрогнуло. Уголки его губ, прежде
изогнутые в насмешливой улыбке, теперь были плотно сжаты. Холодный
блеск в глазах сменился плохо скрываемой яростью. Он медленно,
почти незаметно, перевел дыхание, словно пытаясь вернуть себе
контроль. Рука его, державшая поводья, чуть напряглась, так что
побелели костяшки пальцев. Видимо, мои слова задели его за живое,
пробили броню византийского дипломата. Он явно не ожидал такого
прямого и дерзкого отпора от «северного варвара».