Мои воеводы подъехали ближе. Илья
Муромец крякнул, поглаживая седую бороду.
— Ну, княже, слово твое было
твердое. Как камень. Не по нраву пришлось оно греку. Зол он теперь,
как пес цепной.
— Зол, да, — согласился я. — И
опасен. Думаю, ждать утра они не станут. Попытаются ударить скоро,
пока мы не окопались как следует, пока печенеги не освоились.
Ратибор, стоявший рядом, молча
смотрел в сторону вражеского лагеря. Его лицо было непроницаемо, но
я знал — он уже просчитывает варианты, готовится к худшему.
— Усилить дозоры, — приказал я
Бориславу, командиру авангарда. — Вперед выслать самых глазастых.
Любой шорох, любое движение — немедленно докладывать. Илью попрошу
с конницей быть наготове. Если полезут — встретить как
положено.
Воеводы молча приняли приказы и
разъехались по своим позициям. Я остался стоять на краю холма,
вглядываясь во тьму, где раскинулся огромный вражеский стан. Там
сейчас наверняка идет свой совет. Скилица докладывает о провале
переговоров, Ярополк рвет и мечет, хазарские беки и византийские
командиры решают, как нас уничтожить.
Ночь перестала быть просто темным
временем суток. Она превратилась в поле ожидания, в натянутую
тетиву. Каждый звук — далекий крик птицы, треск ветки под ногой
часового, ржание коня в печенежском лагере — заставлял напрягаться.
Воздух был густым, и казалось, что сама тьма наблюдает за нами,
выжидая. Блеф закончился. Начиналась игра по-настоящему. И ставки в
этой игре были высоки как никогда — не только Тмутаракань, но и
судьба всей моей только что рожденной Империи.
Я резко развернул коня, не
дожидаясь, пока последние всадники Скилицы скроются во тьме. Не
было времени на раздумья или пустые переживания. Грек бросил вызов,
и он не из тех, кто будет тянуть. Действовать нужно было
немедленно, пока их лагерь еще переваривает мой дерзкий ответ, пока
они там совещаются и строят планы. Нужно было ударить первыми,
перехватить их замысел.
— Ратибор, Илья, Борислав! За мной!
— бросил я через плечо, пришпоривая коня. — Остальным — вернуться
на позиции, удвоить бдительность!
Мы втроем помчались обратно к нашему
лагерю, взлетев на холм. Внизу зашевелились дозорные, узнав нас.
Лагерь не спал. Несмотря на поздний час и усталость после марша,
чувствовалась напряженная готовность. Костры горели ярче обычного,
воины сидели кучками у оружия, тихо переговариваясь. Весть о ночных
парламентерах и, видимо, сам тон моего ответа уже разнеслись по
рядам.