Но времена Николая Павловича несколько иные. Подобное судилище
общественности не покажут, о делах и деталях не расскажут. Но это
понимаю я, а вот как это воспринимает Кулагин?
— Господин Кулагин, вы оскорбили меня, вы оскорбили госпожу
Эльзу Шварцберг, вы унизили госпожу Марию Александровну Садовую, —
я набрал в лёгкие как можно больше воздуха и прокричал: — Я вызываю
вас на дуэль! Если Вы не забыли, что такое дворянская честь, то
примите мой вызов. В противном случае можете ли вы быть принимаемым
в честном обществе?
Установилась тишина. Даже в зале ресторана, откуда только что
доносились звуки веселья и звон бокалов, стало почти что тихо.
Антон Павлович Беляков смотрел на Андрея Васильевича Кулагина и
ожидал, что тот скажет. У меня вообще складывалось впечатление, что
помощник вице-губернатора чуть ли не создал из своего хозяина для
себя кумира, образец, эталон чиновника. Хотя помощник почти
наверняка осведомлён о тёмных делишках своего хозяина.
— Я же тебя уничтожу, — прошипел Кулагин.
— Что ж, господин Кулагин, я так и предполагал, — нарочито
громко выкрикнул я, чтобы точно все услышали. — Вы отказали мне в
дуэли. Потому поступили бесчестно.
— Ты… дрянь, ублюдок… — негромко, но зло говорил
вице-губернатор.
— Вы назвали меня ублюдком? — делано взъярился я, выхватил
револьвер у рядом стоящего Петро, насладился страхом и вжатыми
плечами вице-губернатора и отдал пистолет.
Ва-банк иду? Так тому и быть. Теперь только победа!
Цель была достигнута. Я собрался поспешно выйти из отдельной
обеденной комнаты ресторана «Морица», в которой почти что каждый
вечер, но в субботу, так уж точно, изволили сладко кушать
вице-губернатор екатеринославской губернии Андрей Васильевич
Кулагин. Не только кушали, но еще и занимались развратом, как с той
же Мартой-Машей. Она рассказала, как это происходит — и даже, пусть
не без истерики и слез, но была готова свидетельствовать против
Кулагина. Но я затаил эту карту в рукаве — и, может быть, там она и
останется. Мария Александровна Садовая хочет забыть, что она была
Мартой, так что пусть пробует, а я постараюсь в этом ей не
препятствовать.
— Не вздумайте совершать опрометчивые поступки. Я уже нашел,
кому передать тот самый блокнот, который вы с таким тщанием
составляли, где очень много занятного и про вас, и про многих.
Кстати, эти многие уже знают о том. И я поставил им условия… Но это
не ваше дело. Некоторые вас готовы сдать… Государю передадут также
кое-что. Вы же знаете, что у меня был прием? Я там все решил. Шах и
мат! — сказал я и направился на выход.