— Ну привет, Тарас, — сказал я, когда мужик через пару часов,
подняв мятую морду с трактирного стола, разлепил глаза.
— Э-э-э! — весьма информативно отвечал мне заспанный
пропойца.
— Это многое проясняет, — рассмеялся я.
Мой смех был поддержан и Лавром, и всеми бойцами, что были в
трактире. Полицмейстер только не отреагировал, но он со своим
сопровождением занял дальний столик, отмежевавшись от нашего
веселья. Мы, можно так сказать, оккупировали трактир почти
полностью, заняв все свободные столики. Кроме бойцов сопровождения
здесь сидели ещё крестьяне, которые мною были взяты на роль возниц
и носильщиков. Со мной также ехал и мастер Козьма, в ведении
которого находились чертежи револьвера и наиболее удавшиеся
изделия, какие было не стыдно показать и губернатору. Так что
людей, чтобы заполнить не самое большое питейное заведение,
оказалось предостаточно.
— Если пришёл в себя, то давай рассказывай! Что же такого
сильного человека заставляет так много пить? — сказал я, жестом
показывая, чтобы Тарасу налили квасу.
Мужик явно растерялся, однако не грубил мне и не показывал свой
норов, а потупил глаза. Тарас нынче казался каким-то опустошенным.
Наверное, с таким отношением к жизни люди и лезут в петлю. Хотя это
настолько унизительно, когда мужика хочется пожалеть!
— Решил я на каторгу отправиться, — после долгой паузы сказал
Тарас.
Мне стоило немалых усилий сдержать свой смех. То есть он вот так
вот посидел, водки попил и решил сам идти проситься, чтобы взяли на
каторгу? Знал я, что русская душа широка и непонятна, но когда
настолько… Вот только лицо мужика было столь серьёзным, что мой
смех мог быть расценен за большую обиду. Да и плевать на Тараса,
он, в конце-то концов, против меня играет. Вот только бывает так,
что и враг помочь в деле может, сознательно или в темную — уже не
столь важно.
— Мне бы только сынишку кому пристроить, так и пошёл бы
сдаваться. Вона, у вас, господин Шабарин, полицмейстер в приятелях.
Пущай меня и забирает. Только бы пристроить сына моего.
Иэти слова прозвучали настолько серьёзно, так пропитаны были
болью и любовью, что мне стало даже не по себе.
Весёлое да разухабистое настроение куда-то испарилось, а я
смотрел на Тараса и думал. Ведь он сильный духом человек. Мало
того, так ещё и физически сильный, прошедший, наверняка, немало
жизненных перипетий. При этом можно по-разному на него смотреть, но
в моем понимании Тарас всё же чуть лучше, чем Жебокрицкий. Но
только чуть… Так как попытка грубого похищения Маши многое портит в
моем отношении к Тарасу.
