— Подожди, — прошептал я, когда меня прижали к ограждению. — Я
собирался вернуть деньги. У меня есть активы...
Ривер наклонился к моему уху:
— Это уже не имеет значения, Фишер. Ты когда-нибудь задумывался,
каково это, потерять все в одно мгновение?
Я почувствовал, как мои ноги отрываются от пола, когда двое
мужчин приподняли меня над ограждением.
Теперь люди заметили. Кто-то в толпе закричал. Женщина уронила
бокал. Несколько человек достали телефоны и начали снимать
происходящее.
— Охрана! Остановите их! — кричал кто-то.
Но было поздно.
— Свободное падение, Фишер, — произнес Ривер. — Так чувствует
себя человек, когда его мир рушится.
Последний толчок, и я оказался в пустоте.
Странное чувство - падение с небоскреба. Время растягивается,
словно имеешь возможность осмыслить каждую секунду.
Я видел, как люди на террасе бросились к краю. Видел выражения
шока и ужаса на их лицах. Камеры телефонов, направленные на меня.
Двое охранников, слишком поздно прорвавшихся сквозь толпу.
За те двенадцать секунд, что я летел к земле, у меня было
достаточно времени, чтобы пережить свою жизнь заново. Я видел все
свои ошибки – не только финансовые, но и человеческие. Я понял, как
мог применить свой аналитический дар не только для обогащения.
Где-то на полпути вниз страх ушел, уступив место странному
спокойствию. В моей голове проносились расчеты, бессмысленные
теперь. С моей массой и текущей скоростью падения шансы на
выживание стремились к абсолютному нулю.
Последняя мысль перед ударом была предельно четкой:
«Если бы я только мог начать заново, зная то, что знаю
сейчас…»
А затем наступила темнота.
***
Вместо ожидаемого удара о тротуар я почувствовал... мягкость. И
боль. Странную, пульсирующую боль в висках, совсем не похожую на
ощущение от столкновения с асфальтом на скорости свободного
падения.
Я резко открыл глаза. Вместо яркого света вечности передо
глазами потрескавшийся потолок с лепниной и старомодной люстрой на
цепях. Не светодиодной, а с настоящими лампами накаливания,
излучающими теплый желтоватый свет.
— Какого черта?.. — прохрипел я и замер, услышав свой голос. Он
звучал иначе — выше, моложе.
Судорожно ощупав лицо, я понял, что что-то не так. Скулы, нос,
подбородок — все было чужим. Я рывком поднялся и тут же пожалел об
этом. Комната закружилась, а виски пронзила острая боль.