— Что вы планируете делать с этими наблюдениями? — спросил
наконец Норрис.
Вот он, ключевой вопрос. Что бы я сделал, если бы действительно
был честным экономистом, обнаружившим признаки надвигающегося
краха?
— Ничего, — ответил я после паузы. — По крайней мере, пока.
— Почему? — в его глазах промелькнуло разочарование.
— Потому что никто не поверит. Не сейчас, — я кивнул в сторону
окна, за которым сиял ночными огнями город, купающийся в иллюзии
вечного процветания. — Посмотрите вокруг. Все верят, что бум будет
длиться вечно. Автомобиль в каждом гараже, радио в каждой гостиной,
акции в каждом портфеле. Кто услышит голос предостережения в этом
всеобщем ликовании?
Норрис долго смотрел на меня, словно пытаясь заглянуть в
душу.
— Вы рассуждаете не как двадцатидвухлетний юноша, мистер
Стерлинг, — произнес он наконец. — В ваших словах слышится опыт
человека, пережившего не один экономический цикл.
Я мысленно усмехнулся. Если бы он только знал.
— Я много читаю, — уклончиво ответил я. — История имеет свойство
повторяться.
— И что же она говорит нам сейчас?
— Что система слишком хрупка, — я аккуратно собирал отчеты в
стопку. — Но изменить ее в одиночку невозможно. Сначала нужно
укрепить собственные позиции.
Норрис неожиданно улыбнулся:
— «Сначала помоги себе, прежде чем помогать другим». Разумный
подход, хотя и несколько циничный для молодого человека. Я был бы
рад продолжить нашу беседу как-нибудь в другой раз, — сказал
Норрис, поднимаясь. — Возможно, за ужином? В моем клубе на
Грамерси-парк подают отличные стейки.
— С удовольствием, — ответил я искренне. — Когда вам будет
удобно?
— В следующий понедельник? Семь вечера.
Я мысленно перебрал свои планы. Встреча с Милнером в среду, с
Фуллертоном в четверг, с Мэдденом когда-то посреди недели...
— Понедельник подходит идеально, — подтвердил я.
Мы обменялись прощальными фразами, и Норрис удалился, оставив
меня в полутемной библиотеке с моими мрачными прогнозами и
моральной дилеммой.
Я знал, что происходит и что произойдет. Знал, какие страдания
принесет Великая депрессия.
Миллионы безработных, разорившихся, потерявших дома и фермы.
Знал о голодающих детях, о «Гувервиллях» — городках из картонных
коробок, о фермерах, выливающих молоко в канавы, потому что не
могут его продать, пока люди в городах умирают от голода.