Охотник плутал по воспоминаниям, от некоторых из которых
сохранились лишь обрывки, намёки, образы. Наконец, ему повезло: он
обнаружил то, что касалось превращения бродяги. Это было четыре
года назад, в апреле, когда тот подобрал обезьяну на одном из
передвижных базаров, курсировавших на условной границе между
западом и востоком. Туда стекались самые разные товары – от
артефактов прошлого, предназначения которых почти никто не знал, до
самых что ни на есть современных снадобий и приспособлений. Эл и
сам часто посещал их, чтобы разжиться магическими предметами,
редкими ингредиентами и патронами для револьвера. Иногда попадались
даже предметы ушедших эпох, случалось, что и в рабочем состоянии
или требовавшие небольшой починки. Одними демоноборец пользовался,
другие просто напоминали ему о лучших временах.
Бродяга выходил сбежавшую от хозяина обезьянку, делясь с ней
скудной пищей. Они стали неразлучны очень быстро – животное и
человек, не видевшие ласки. А за три дня до конце апреля старик,
которого некогда звали Хебиром, набрёл, скрываясь от лесных
разбойников, на пустынное место, заросшее высоким бурьяном. Бандиты
почему-то не последовали за ним, остановившись возле последних
сосен. Обрадованный и перепуганный, бродяга углублялся в поле, пока
не увидел скрытые растениями осколки чёрных менгиров. Он сразу
понял, куда попал, ибо камни покрывали характерные узоры,
напоминавшие древние руны. Хебир очутился на территории
разрушенного кромлеха, проклятого места, до сих пор пропитанного
остатками зловещей магии. Они не могла убить, и здесь уже не
появлялись чудовища, но контакт с подобным местом накладывал на
человека отпечаток, и лишь время показывало, какой именно. Старик
поспешил прочь, но что было, то было – он соприкоснулся с
колдовством упавшей Звезды. И после того, как его тело осталось
висеть на ветке старого дуба, магия переродила его в подобие
тварей, что лезли когда-то из кромлехов. И теперь он сам создавал
чудовищ.
Вполне удовлетворённый, Эл завершил «допрос» обезьяны. Как
только магия перестала действовать, животное задёргалось, пытаясь
освободиться, но цепочка держала крепко. Демоноборец достал из-под
плаща нож с лезвием таким же, как у Кровопуска. При виде металла
зверёк заскулил, предчувствуя скорую гибель. У охотника больше не
было нужды в обезьяне-вампире, а после смерти хозяина она была
обречена, так что два быстрых, точных удара, которые Эл нанёс
животному (словно швейная машинка провернулась дважды), стали актом
милосердия. Обычно демоноборец так и использовал нож – чтобы
добивать нечисть. Потому и называл его «Мизерикорд» – как некогда
величали свои узкие стилеты воины страны, давно канувшей в
небытие.