Жорж-Мишель не стал отвечать, что ожидавшаяся смерть
четырех человек — какими бы мерзавцами они не были! — не основание
для радости. Королю это было непонятно, как непонятно было Амио,
д’Эпернону, д’О, Крийону и даже Алену. А еще надо было проявить
осторожность. Не возбудив подозрений Генриха, при первой же
благоприятной вести из Низинных земель перебраться в Барруа.
Написать там отказ от французских владений, титулов и должностей, и
уже как имперскому графу занять трон Низинных Земель. Да, он более
не правитель Релингена, но Барруа у него никто не отнимет. Но нужна
осторожность — отныне всегда и во всем…
—
Хотите имя знать мое, — немузыкально затянул разряженный
дворянчик в толпе. — Назваться буду рад пред
вами…
Он тоже
был украшен розами — этот поклонник песен короля ФранцискаI. Вся
толпа была украшена розами — как вышитыми и скрученными из
разноцветных лент, так и настоящими. Розы на шляпах, розы на
упряжи, розы на подвязках, на башмаках, на стенах домов… «Праздник
роз», — как заявил Генрих две недели назад. Париж выполнил волю
своего короля и теперь радовался, что угодил его
величеству.
Три недели
назад все виделось совсем иным. Да, тогда он ужасно устал от
ожидания смерти, устал от безумного процесса в Малом совете короля,
устал от жалоб и абсурдных обвинений Генриха, и даже от его
«милостивого прощения»…
Зато в
своем дворце он был пьян от почти забытого чувства свободы, а потом
и просто пьян. Так напиться он ухитрился второй раз в жизни. Первый
раз был при его нелепом знакомстве с Мало. И вот теперь, празднуя
свое оправдание…
Сначала
ужин шел степенно и почти тихо, а потом, как это часто бывает,
когда за столом собирается немало людей — и его офицеры, и офицеры
Крийона — голоса стали громче, а зравицы чаще. Он выпил с каждым из
офицеров. Выслушал множество добрых слов. Он сам что-то говорил —
он уже не помнил что, да и, наверное, это было неважно. Видел слезы
радости на глазах своих людей и неожиданную преданность и восторг
офицеров Крийона. И непривычно взволнованного Ликура, приехавшего
из Турени, чтобы доставить его хладный труп в Барруа. «Ничего,
дружище, все в порядке. А еще ты по-прежнему помощник губернатора
Турени — его величество в очередной раз передумал»…
Кто-то
затянул совершенно неприличную песенку про сны разбитной женушки,
которая не постеснялась пересказать их мужу, и Жорж-Мишель вынырнул
из воспоминаний, с досадой заметив, что сегодня два юных принца не
только увидят, но еще и услышат много лишнего. Проклятье! И ведь
этот фонтан радости парижан не заткнешь… Разве что Ален с Клодом
ничего нового для себя не узнают, но вот как раз это и пугало. Как
там сказал крестник?