Заступиться за бесправную сироту было некому. Увы.
Придется как-то бороться с несправедливостью самой.
Я
попыталась открыть калитку, но она была заперта наглухо. Тогда я
начала пинать ее, молотить ладонями по шершавым доскам и
кричать:
—
Откройте немедленно! Вы не имеете права так поступать! Это мой
дом!
Где-то у
соседей громко залаяла собака, поддерживая мое праведное
возмущение.
—
Откройте!
Конечно,
никто из них не поспешил распахивать передо мной ворота.
Зато
открылось окно и в нем сначала показалась необъятная грудь, а затем
сияющая пухлая физиономия мачехи, за спиной которой маячили гадкие
сестрицы и не менее гадкий рыжий Томас.
— Чего
орешь?
— Вы не
можете выгнать меня!
— Еще как
можем, — улыбнулась она, — нам тут наглые приблудыши не нужны. Не
хочешь работать – вали.
Я подошла
ближе к окну и глухо прошипела:
—
Приблудыш? А вы ничего не попутали, маменька? Этот дом изначально
принадлежал моей родной матери…
— А ты
докажи это, милочка, — осклабилась она, склоняясь ближе ко мне, —
попробуй, а я с радостью посмотрю, как у тебя ни черта не
получится.
Мне не
понравилась ее уверенность и то,
как за спиной хихикали Марша и Рут.
Кажется,
у них были козыри в рукавах, о которых бедняжка Хлоя не имела ни
малейшего понятия, ну и я вместе с ней.
— Я этого
так не оставлю, — пообещала я.
— Ничего,
вот когда поймешь, что никому ты не нужна и деваться тебе некуда,
тогда дури и поубавится. Обратно приму, только если шелковой
станешь. Поняла? Будешь сидеть на хлебе и воде, и в углу на коленях
стоять, чтобы заслужить мое прощение.
— Знаете,
что можете сделать со своим прощением?
— Похами
мне еще тут! Мерзавка! — моментально взвилась мачеха. — Совсем от
рук отбилась, бездарность серая. А знаешь, что? Хотела маменькиного
добра? Вперед! У нее еще сарай в соседнем городке, вот туда и
катись. А здесь чтобы ноги твоей не было! Пока все не осмыслишь и
не приползешь на коленях с извинениями, даже на глаза мне
попадаться не смей, — она с грохотом захлопнула окно, а потом,
наградив меня мерзкой ухмылкой, еще и шторы задвинула.
А я
осталась на улице. В старом платье, стоптанных ботинках и без
средств к существованию.
Хорошо
хоть на улице стояли ласковые солнечные деньки и погода радовала, а
то бы пришлось совсем худо.
Стучаться
дальше не было никакого смысла – только смешить мачеху и ее мерзких
родственников, да трусливых соседей развлекать, поэтому я уныло
поплелась прочь.