Тот
гадкий типаж слабых духом мужчин, которые только и умеют, что
жаловаться на жизнь, но ничего не делать для ее улучшения, а еще
любят демонстрировать силу на ком-то, кто заведомо слабее их: на
женщинах, детях, бездомных собаках.
Я против
него – как веточка против баобаба. К сожалению, перенос в другой
мир – а в том, что это именно он, уже не было никаких сомнений – не
даровал мне никаких суперсил, и я ничего не могла противопоставить
этим людям.
Томас
подошел вплотную, посмотрел на меня сверху вниз, обнажая неровные
зубы в неприятной ухмылке, а потом, растягивая слова, медленно и в
то же время с нескрываемым удовольствием произнес:
— Пошла
вон!
— Ты не
имеешь права меня выгонять. Ты здесь никто. Как и они!
Кажется,
внезапно проснувшаяся смелость и тяга к справедливости в этот раз
выйдут мне боком.
Томас
зарычал, пребольно схватил меня за плечи и поволок прочь из
комнаты. Следом за ним, не скрывая торжества, семенили мачеха и
сводные сестры.
—
Аккуратнее! Не сломай ей что-нибудь, а то придется тратить деньги
на откуп, — ворчала Кэтрин, — она и так слишком дорого нам
обходится. Жрет, как не в себя!
При этом
все ее тридцать три подбородка затряслись от праведного
возмущения.
Я хотела
сказать, кто еще из нас тут жрет, но Томас толкнул входную дверь и
выпихнул меня на крыльцо. Но не отпустил. Вместо этого перехватил
поудобнее и потащил дальше, к воротам.
Марша
услужливо выскочила вперед и распахнула перед нами
калитку:
— Давай,
дядя Томас! Покажи этой гадине, что будет, если нас не
уважать.
Меня
бессовестно вытолкнули на улицу. Неудобные ботинки, на полтора
размера больше положенного, подвели. Я зацепилась носком за камень,
неуклюже взмахнула руками и под гадкий смех новой семейки
распласталась поперек дороги.
Содранные
коленки тут же защипало, а на зубах заскрипела горькая пыль. Я
ударилась. Не так уж и больно, но обидно. И пока поднималась,
прижимая ладонь к ушибленному месту, калитка за моей спиной
захлопнулась, и проскрежетал тяжелый засов.
—
Сволочи, — прохрипела я, с трудом отплевываясь от песка и
оглядываясь по сторонам.
На улице
было пусто, хотя еще пару минут назад, когда меня выталкивали из
собственного дома, я успела заметить парочку соседок.
Теперь же
не было никого – с мачехой никто не хотел связываться из-за дурного
характера, а уж Томаса и вовсе предпочитали обходить десятой
дорогой.