— Благодетель мой! Спаситель, избавитель! Век не забуду твоей
доброты. Молиться за тебя стану.
Актриса из меня была неважная, тем не менее Бенджи принял мои
слова и поклоны за чистую монету, потому что раскраснелся от
удовольствия.
— Ну, будет, будет, по́лно тебе, перестань, — произнес он тоном
«продолжай, не останавливайся».
— Уф, умаялась я что-то, — сказала я, устав ломать комедию и
желая поскорее избавиться от вражеского шпиона. — Пару раз
наклонилась — и голова закружилась. Пойду в дом, полежу.
И быстренько шмыгнула за дверь.
Из окна я видела, как Бенджи спускается с крыльца, затем
оглядывает дом, словно оценивая свою будущую собственность.
Зайдя в
дом, я перво-наперво взяла мыльную тряпку и хорошенько прошлась по
окнам, чтобы снаружи ничего нельзя было рассмотреть.
Меньше
знают – крепче спять.
Для
надежности еще золы поверх сырого накидала и размазала. Теперь хоть
как смотри, хоть как носом прижимайся – ничего не увидишь. Правда в
таверне стало темнее, но уж лучше так, чем под любопытным взглядом
Бенджи или кого-то из его приспешников.
Дверь
тоже на всякий случай хорошенько подперла кочергой, чтобы у
посторонних не было ни соблазна, ни возможности проникнуть
внутрь.
— Байхо,
миленький. Нам надо непременно надо успеть к завтрашнему утру.
Иначе мне придется идти в рабство к этому старому хрычу и за
копейки драить полы в его забегаловке.
—
Справимся, — безмятежно ответил дух, — ты главное палку покрепче
держи.
Ну я и
держала изо всех сил, направляя сначала пену, а потом потоки чистой
воды.
Мыльного
раствора как раз хватило на то, чтобы справиться с сальными
наплывами, копотью и многолетней грязью. Ушла чернота, пыль,
паутина. Даже дышать стало легче.
Однако
дух духом, но многое мне пришлось делать самой, по старинке, без
его чудодейственной магии. Отмывать хрупкие мелочи, которые под
напором струи могли легко сломаться и разлететься по сторонам,
скрести в таких местах, где никакой водой не справишься.
Особенно
пришлось попотеть с подвесной люстрой в трапезном зале.
Представляла она собой три круглых ряда, самый
широкий внизу, рассчитанный три десятка свечей, и самый узкий
наверху – всего на десяток. Все это неспешно покачивалось на
внушительных черных цепях под самым потолком.
В моем
мире таких конструкций не было и, если бы дух не подсказал, про
веревку, закрепленную в крюках на стене, я бы не догадалась, что
всю эту конструкцию можно было спустить к полу. Так бы и пыталась
отмыть ее либо тряпкой, намотанной на палку, либо балансируя на
хрупкой пирамиде из стульев.