— Ты... ты из гвардейцев? Сиделец, откуда ты умеешь так хорошо
работать с ранами, — прошептал он, глядя на меня.
— Умею, — коротко ответил я.
Я снова вернулся к трофеям. Нашел наколенники, налокотники, но
шлема не было. Зато было достаточно еды и свежей воды. Я набил
рюкзак под завязку. Потом нашел несколько лазганов, тяжелых
дробовиков, десяток гранат и лазганный пулемет. Второй рюкзак я
заполнил боеприпасами. Навесив на себя оружие и взяв тяжеленные
рюкзаки, я подошел к офицеру.
— Показывай дорогу, — сказал я, помогая ему встать.
Офицер кивнул, опираясь на меня. Мы двинулись вперед, шаг за
шагом, вглубь этого ада. Я чувствовал, как тяжесть рюкзаков давит
на плечи, как оружие бьется о бедра. Но я также чувствовал, как
что-то внутри меня крепнет. Что-то, что помогало мне идти вперед,
несмотря на боль, на усталость, на страх.
Мы шли молча. Офицер изредка указывал направление, а я просто
шел, стараясь не думать о том, что ждет нас впереди. Но в глубине
души я знал: что бы это ни было, я справлюсь. Потому что я
становился сильнее. И с каждой убитой тварью я убеждался в этом все
сильнее, и сильнее.
***
Тяжесть офицера на моих плечах была почти невыносимой. Его тело,
обвисшее и бессильное, казалось, с каждым шагом становилось все
тяжелее. Но я не мог остановиться. Офицер, несмотря на свои раны,
держался. Его дыхание было прерывистым, но он все еще был жив.
Иногда он терял сознание, и тогда я останавливался, чтобы
перевязать его раны, вколоть стимуляторы, дать ему глоток воды. Он
не жаловался, не стонал, лишь изредка шептал что-то невнятное,
словно бормотал молитвы Богу-Императору. Его сила воли поражала
меня. Он был крепче чем можно было ожидать от обычного человека, и
это было невозможно отрицать.
Мы шли уже несколько часов. Туннели, по которым мы пробирались,
были темными, сырыми, пропитанными запахом крови и смерти. Стены
местами были покрыты копотью от взрывов, а пол усеян обломками и
трупами. Я не уставал, хотя тащил на себе не только офицера, но и
три тяжеленных рюкзака, набитых оружием, боеприпасами, и
медикаментами. Мои мышцы горели, но я продолжал идти. Остановка
означала смерть.
Наконец мы добрались до перекрестка. Здесь недавно кипел
ожесточенный бой. Тела зеков и гвардейцев лежали вперемешку,
изуродованные, обезображенные. Я не стал тратить время на обыск —
офицер был на грани, и каждая минута могла стать для него
последней. Мы двинулись дальше, вглубь туннеля, усеянного
трупами.