– Прошу прощения, – на ходу оправдывался он. – Но
патриций напросился. Я удивлён твоим терпением. Видит, перед ним –
богатая женщина, так нет – всё равно лезет, как псих.
– Здесь таким поведением никого не удивишь. – Алевтина
говорила быстро, не оборачиваясь. – Это же древний Рим. В
лупанарах, или «домах любви», подрабатывают не только бедные
женщины, но и дочери патрициев, чтобы скопить на браслет с
алмазом, – это в порядке вещей. А уж жёнами политиков все
лупанары и подавно забиты – Тиберий издал приказ: тем, у кого мужья
заседают в Сенате, запрещается брать плату за любовь. Посему этот
добрый человек и пытался всучить мне золото без свидетелей – а
вдруг я супруга сенатора? Вообщето, я не должна тебе рассказывать
столь пикантные подробности. Но ладно – ты у меня уже взрослый.
Воздух прорезало слабое, еле заметное свечение.
– И что? – полюбопытствовал невидимка. –
Лупанары опустели?
– Для ангела, милый, ты задаёшь слишком много
вопросов, – усмехнулась женщина. – Нет, не опустели.
Патрицианкам так полюбилось проводить там время, что они бесплатно
дарили ласки любому солдату… пока их мужья были заняты в Сенате[5].
А сейчас, пожалуйста, умойся – мы выходим на площадь.
Струи питьевого фонтанчика смыли кровь: прозрачное лицо ангела
вновь слилось с воздухом. У храма Венеры-Прародительницы, как
обычно, было многолюдно – паломники приезжали из самых дальних
земель, чтобы взглянуть на зал, сочетающий белый мрамор с розовым
гранитом. Посреди пышного великолепия высились сразу три статуи.
Божественного Юлия, египетской царицы Клеопатры, а также самой
богини любви, подарившей миру название для целого букета болезней.
Позади храма колыхались листья слоновых пальм; на крыше, изнывая в
клетках, заливались соловьи – их везли сюда специально, дабы слух
верующих услаждало пение. Храмовая площадь со времён Октавиана
Августа славилась тем, что здесь можно купить любой товар, а также
нанять в услужение нужного тебе человека. У фонтана, в приятной
близости от скульптур цезарей, притаились бронзоволикие уроженцы
Иберии, из бывших гладиаторов. Они скрывали в лохмотьях короткие
мечи, и к ним обращались в поисках наёмного убийцы. Рядом
громкоголосо шумели торговцы индийскими шелками, татуировщики с
иглами и сводни, всегда готовые предоставить гостям города тайные
удовольствия. Жонглёры, обмотав себя лентами, плевались струями
огня – однако никто из пресыщенных прохожих не бросил к их ногам и
единого сестерция. Темнокожие вольноотпущенники[6], держа под уздцы
лошадей, сгрудились под щитом с reclamare «Гладиатора месяца». Их
древние повозки готовы были ехать даже в забытую богами Германику,
откуда на зазевавшегося путника из-за любого пня сыпались стрелы
варваров. Увидев Алевтину, возницы заметно приободрились.