Заклинание Мясной Гроб было придумано
самим Тобиусом и не имело известных аналогов. Его нельзя было
использовать на больших расстояниях или держать в жезле, только
вблизи, только свежесплетенным, но результат того стоил. Один удар
— и неминуемая, неотвратимая смерть настигала любого. Самым сложным
было подобраться к врагу вплотную: ведь волшебники обычно
предпочитали атаковать друг друга на больших расстояниях.
Тобиус вытер рукавом мантии пот с
грязного лба. Остатки чернил, кровь, копоть… Волшебник тихо
застонал, думая о том, что хоть колдун и умер, но последствия его
дел остались — лес продолжал гореть. Он пошел в сторону очага
возгорания, думая, как бы потушить все и не надорваться, когда за
спиной полыхнул новый источник жара. Маг развернулся, понимая, что
не успевает защититься, но вместо Змеиного Языка с кнутом наготове
увидел тварь из демонологических атласов — ахога. Козлоногое
воплощение лжи, демон из Пекла, уродливое чудовище, источающее жар
и серное зловоние.
Не обращая внимания на Тобиуса, демон
легко подхватил труп Змеиного Языка и перебросил его себе на
спину.
— Не смей! — Тобиус и сам
не понял, откуда появилась в нем эта ревущая ярость, заполняющая
грудь. — Это моя добыча! Эта падаль будет прибита к воротам
Академии!
Ахог обратил к нему горящие глаза,
дернул уродливым пятаком, хохотнул и растаял в огненной вспышке,
оставив после себя лишь запах серы и быстро рассеивающийся черный
дым. Тело колдуна он утащил с собой.
— Друзья в Пекле… —
прохрипел Тобиус и закашлялся.
Призывать дождь, увещевая духов
природы, не было сил, поэтому маг просто оторвался от земли и
поднялся над дымной пеленой. Там он наконец смог вздохнуть и
растереть слезящиеся влагой, вытянутой из воздуха, глаза. Дальше
было проще: охватив самые низколетящие облака и спрессовав их в
водяные сферы размером с тыкву, он градом обрушил эти снаряды на
пожар. При ударе о землю и деревья шары взрывались, расплескивая
воду во всех направлениях. Вскоре огонь угас, и по земле стал
стелиться влажный серый дымок.
У подножия замшелых скал над братом
Хорасом сидел брат Ольвех. Серый монашек водил руками по
изуродованному телу своего собрата, от его пальцев на раны
опускались тонкие золотистые нити. Рядом с телом Хораса лежал слабо
шевелящийся и хныкающий сверток какого-то тряпья. Марэн валялся у
входа в пещеру — он едва дышал, но все же продолжал цепляться за
жизнь.