Завершив работу, я откинулся на спинку стула. Торговый зал уже
опустел, лишь несколько клерков заканчивали сверять цифры в
гроссбухах при свете настольных ламп.
Ух ты, уже вечер. За окнами офиса Нью-Йорк погружался в вечерние
сумерки, огни небоскребов начинали соперничать с первыми
звездами.
Я собрал документы в портфель, тщательно отделив материалы
Metropolitan National Bank от остальных. Независимо от того,
насколько лояльным выглядел Харрисон, я не мог полностью доверять
ему.
Я на пороге чего-то большого. Финансовые нити, которые я
распутывал, вели к центру паутины, где, вероятно, скрывались ответы
не только о предстоящем крахе, но и о судьбе отца Стерлинга. И с
каждым днем я чувствовал, что опасность становится все ближе.
Выключив настольную лампу, я направился к выходу. Сегодня, как
никогда, я ощущал двойственность своего существования.
Аналитик Стерлинг завершил рабочий день, но ночь принадлежала
финансовому манипулятору, игроку, чья ставка исчислялась
миллионами.
Мне предстояло еще многое сделать, прежде чем я смогу
отдохнуть.
Вечерняя прохлада была настоящим благословением после душного
офиса. Я вышел из здания «Харрисон & Партнеры» около семи
вечера, когда основной поток клерков уже рассеялся, а на улицах
появились первые вечерние гуляки в шляпах-канотье и элегантных
летних костюмах.
Небо над Манхэттеном медленно окрашивалось в глубокий индиго.
Высотные здания, эти каменные исполины эпохи процветания,
отбрасывали длинные тени на улицы. Где-то вдали раздавались
автомобильные гудки и стук колес трамвая, звуковая симфония города,
который никогда не останавливается.
Я решил не брать такси, а пройтись несколько кварталов пешком.
Физическая активность помогала мне структурировать мысли после
напряженного дня.
А подумать было о чем. Операция с Universal Gas Industries
должна пройти безупречно, но слишком успешная сделка всегда
привлекает нежелательное внимание. Если все пойдет, как надо, три
миллиона долларов, вложенные через теневых партнеров, принесут
почти четырехкратную прибыль. Такие деньги не проходят
незамеченными даже на бурлящем рынке 1928 года.
На перекрестке 42-й улицы и Мэдисон-авеню я заметил черный седан
Packard с тонированными стеклами. Автомобиль стоял с выключенным
двигателем, но с водителем за рулем.
Ничего необычного в этом не было, но что-то в положении машины,
чуть развернутой в мою сторону, зацепило мой натренированный
глаз.