Все транзакции проходили через сложную сеть дочерних компаний и
офшорных счетов, но конечным пунктом назначения неизменно
оказывался один и тот же анонимный трастовый фонд в Цюрихе. Около
семи миллионов долларов перетекло по этому маршруту за последние
шесть месяцев. Колоссальная сумма.
Интереснее всего даты переводов. Они совпадали с периодами
высокой волатильности на рынке, когда многие инвесторы паниковали и
сбрасывали акции по низким ценам.
Классическая схема манипуляции рынком. Искусственно вызвать
панику, скупить подешевевшие активы, а затем позволить рынку
восстановиться.
Я сделал подробные заметки, но осторожничал в формулировках для
официального отчета Харрисону. Вместо прямого обвинения в
манипуляции рынком я указал на «нестандартную корреляцию между
движением капитала и рыночной динамикой» и на «потенциальные зоны
регуляторного риска в международных транзакциях».
Подготовив все необходимые документы для утренней встречи с
Харрисоном, я перешел к папке Джонсона о мелких клиентах.
История учителей Томпсонов и фермеров Гарднеров хорошо мне
знакома. Люди среднего класса, всю жизнь откладывавшие каждый цент,
теперь решили инвестировать свои сбережения, привлеченные
перспективой быстрого обогащения на растущем рынке.
Типичные жертвы предстоящего краха.
Я задумался. Мои рекомендации для этих клиентов должны
отличаться от стандартных в 1928 году подходов. Вместо агрессивного
инвестирования в популярные акции вроде RCA или автомобильных
компаний, я предложил сбалансированный портфель:
- шестьдесят процентов в первоклассные облигации федерального
правительства с погашением до 1932 года, в золотодобывающие
компании, в коммунальные предприятия со стабильным денежным
потоком, в компании потребительских товаров первой необходимости, в
надежные банковские депозиты с возможностью быстрого снятия. Старая
песня, уже всем знакомая.
Сорок процентов в рискованные агрессивные акции радиовещания и
автомобильной промышленности, с выходом из сделки не позднее
первого мая следующего года.
В конце я добавил особое примечание о необходимости регулярного
пересмотра портфеля, особенно «в свете потенциальных изменений
экономической конъюнктуры во второй половине 1929 года».
Это был максимум, на что я мог пойти, не вызывая подозрений.
Прямо предупредить их о грядущем крахе я не мог. Мне никто бы не
поверил, а моя репутация была бы разрушена. Но хотя бы таким
образом я мог минимизировать их потери.