Вот только даже в грязи и обносках
взгляд у старшего из наследников Бъёрга оставался всё тем же. И по
одному только этому взгляду никто бы не принял бы Кнута за
оборванца, пьяницу или душегуба, в какие лохмотья его не ряди, и
каким испытаниям не подвергай его тело. Гордый и несломленный,
сидел он прямо, как и подобает сыну севера, и даже после двух
недель на скудной пище и без движения, оставался широким в плечах,
каждым движением выдавал в себе умелого воина. Цепь его, о сорока
трёх звеньях, дважды обёрнутая вокруг шеи, говорила красноречивее
пустых слов.
Было много достойных ворлингов,
живущих на Восточном Берегу, и были цепи длиннее, но никто из
прославленных героев ранее не имел столько звеньев в свои двадцать
четыре года и никто не принимал эту честь с большим достоинством и
смирением, чем Кнут Белый. Ни разу, даже в стенах родного дома,
вдали от чужих глаз и ушей, он не возгордился, и историй про каждое
звено, да за какие дела оно было получено, никому не рассказывал. А
если спрашивали его достаточно долго и настойчиво, то отвечал он в
итоге коротко и неохотно: что выполнял приказы и вершил должные
дела, и на том весь сказ. То был истинный сын Старой Земли, и
видеть его за тюремной решёткой было столь же странно, как корабль
на вершине горы.
Он засмеялся, когда увидел Рига в
дверях, громким и раскатистым смехом, полным жизни и искреннего
дружелюбия, и сам Риг не смог сдержать ответной улыбки. Только Кнут
мог так смеяться, проведя две недели в тюремном срубе на воде и
хлебе, да в ожидании жестокой казни.
— Славную шутку ты сотворил,
маленький братец, — сказал он, не тратя дыхание на пустые
приветствия. — Признаюсь, не ожидал. Принёс мне вина? Или может
быть мёда? То-то у ярла будет лицо, когда я хмельным взойду по
Ступеням. А кто это так благословил твоё лицо? Выглядит
скверно.
— Солёный Элоф.
— Ха, а я на Бездомного Стрика
подумал, больно уж он дикий норовом. И как оно, когда тебя,
молодого, старик заборол да разукрасил?
— Он крепче, чем кажется.
— Или ты мягче, чем должен быть, —
ухмыльнулся старший брат. — Ну да ладно, не закипай, опытному глазу
сразу видно, что у Элофа ещё довольно соли течёт по венам. Его уж
какой десяток лет недооценивают, и десятка два юнцов его, старого,
вызывали на поединок, а он всё живой. Не про каждого ворлинга
скажешь, что он до полной седины дожил.