Но все выкрики и поднятые руки разом
пожухли, точно горелая трава, когда из-за угла вышел ярл Торлейф
Золотой с его малой дружиной. И так, в один момент, точно по щелчку
пальцев, Риг и Кнут снова оказались одни.
Глядя на грузную фигуру ярла было
сложно поверить, что эти толстые, сжатые массивными перстнями
пальцы когда-то держали оружие, а ноги в расшитых мехом сапогах
когда-то топтали заморскую землю и уж тем более шагали по Мёртвой
Земле. Выглядел Торлейф совсем не как ярл, а скорее похож был на
упитанного торгаша. Казалось оскорблением, что подобный человек
сумел сесть во главе длинного стола. Но цепь его как всегда была
при нем, выкованная, вопреки прозвищу, из обычного железа и длиной
не меньше двадцати локтей. Торлейф не дерзнул оборачивать её
кольцами вокруг своей толстой шеи, как обычно делают воины, и
вместо этого накинул на плечи, точно короли имперских осколков свои
мантии. Концы этой длинной цепи доверил нести четверым своим
младшим детям, шагающим следом. Свою густую рыжую бороду Торлейф
заплёл в косу, и все равно доходила она ему до пуза, а на плечи
накинул шубу из густого белого меха могучего медведя, и это при
том, что весна уже вступала в свои права и было уже, в общем-то,
довольно тепло. Впрочем, шубу эту Торлейф носил и летом, не иначе
как чтобы показать своё богатство. И Риг не испытывал сомнений, что
шкура зверя была куплена за монеты, или может имперские кольца, но
точно не добыта в бою. Хотя сам Торлейф вряд ли видел в этом что-то
постыдное.
Старшему сыну текущего ярла, Эйрику,
было позволено идти вровень и нести знамя Лердвингов – ещё одна
пощёчина от ярла своему народу и своему клану. Эйрик даже в свои
двадцать два года был по прежнему безбородый, а к тому же
большеглазый и с круглым, практически детским лицом, усыпанным
веснушками. И если сам Торлейф был хоть и толстым, но крепким, и
черты воина в нём если и нельзя было заметить, то можно было хотя
бы угадать, то старший сын его был просто ломтём сала на нелепых
ножках. Ярко-рыжие кудрявые волосы да похожая на бочку фигура – вот
и всё, чем походил он на своего отца. Он не был ещё назван вторым
именем и цепь нёс лишь о десяти звеньях – едва ли честно заслужил
хоть одно из них, да и этого количества мало для знаменосца. Но
вышагивал он гордо, так, словно имел и права, и заслуги, и видно
было, как многим достойным людям корёжит лица это зрелище. Но
никто, может, и не предал бы этому большого значения, если бы по
левую руку от Торлейфа не шагал сам Ондмар Стародуб.