Однако и умный мальчишка всё ещё
мальчишка. Часть его рвалась вместе с воинами к чужим берегам:
бороться с бушующим штормом, стоять плечом к плечу под визгливой
песней вражеских стрел, делить на всех одну флягу, передавая её с
коротким кивком человеку, что спас тебе жизнь прошлым утром. А
лучшая участь – вернуться домой и выложить к ногам отца – своего
ярла, богатства, достойные железного императора или серого
Пророка.
Умом Риг, конечно же, понимал, как
глупо бросаться в бой в попытке первым забраться на каменную стену,
особенно когда наградой станет лишь хлопок по плечу от капитана да
новое звено в цепи. Но сердце его упрямо желало поднять над головой
оружие и услышать одобрительный рёв. А когда гнилые люди предложат
ему предать отца, капитана, братьев по оружию или сам свой народ,
Риг бы гордо ответил молчанием да плевком под ноги просителям.
Довольно легко быть человеком чести в
своём воображении, когда ничего не стоит на кону. Однако минуло
всего лишь две недели с того дня, как признали его взрослым и
положили начало его цепи, вручили первое её звено, как Риг уже
собирался этой самой честью поступиться. Маленький кусочек металла,
размером с половину пальца, что висел у него на шее, на тонкой
верёвочке, в этот вечер казался тяжелее якоря.
Он шёл ночью, без лампы или факела,
крался точно вор, огибая родной город по широкой дуге и боясь
показаться на глаза знакомым людям. Было у него предчувствие, что
стоит любому достойному человеку взглянуть на него, как тот сразу
же все поймёт и прочитает в его сердце точно в открытой книге весь
недостойный замысел. Жители Бринхейма не были, как правило,
носителями большого ума, но и себя Риг умелым лжецом не считал.
Даже сейчас, подкрадываясь к своей цели в ночной темноте, он
чувствовал, как горит от стыда лицо.
Ночь была тёмная, безлунная, а
россыпь звёзд попряталась за облаками. Сам же родной Бринхейм хоть
и был городом достаточно крупным и стен при этом не имеющим, света
в столь поздний час давал мало. Шагая по неосвещённой земле, Риг то
запинался о коряги или проваливался по щиколотку в холодную грязь,
то утопал по колено в талых сугробах, пока мокрый весенний снег,
летящий со стороны моря, налипал на одежду и наваливался тяжестью.
Но Риг не роптал и упрямо шёл вперёд, не отворачивая лица от
маленькой яркой точки на вершине скалы. И темноту, и грязь со
снегом воспринимал он как неизбежное и справедливое наказание, как
часть сделки, которую он намеревался заключить этой ночью.