Длинная цепь - страница 67

Сорок восемь против ничего. По законам Севера...

— Тогда, сын Бъёрга, на ней тебя и повесят.

Толпа встретила новость громкими криками, и были среди них и радостные, со стороны Лердвингов, так и недовольные, числом больше, но при этом тише. Однако шло время, толпа затихала, а Кнут продолжал стоять на своём месте, неподвижный, словно статуя Одинокого Дозорного, и такой же, как статуя, невозмутимый.

— Спускайся, Кнут, — крикнул ему Вальгад с лёгкой насмешкой. — Не позорь имя отца, и не заставляй нас стаскивать тебя верёвками да тащить, точно собаку. Хочешь умирать, так умирай достойно. Суд закончился, ярл рассудил по справедливости, слово его было сказано.

Кнут сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, и цепь на его груди прозвенела, когда он сжал её в своём кулаке. А после он произнёс свои слова так, что их нельзя было не услышать – не кричал, но говорил всем своим сердцем, и люди на площади внимали в молчании, не шевелясь.

— Ярл Торлейф забыл, что такое справедливость. Я более не вижу в нем опоры для Закона, но вижу, как он опирается на Закон, пока чаши весов наполняет не железо, но золото. Нет более честного суда на этой земле.

Он оглядел притихший народ воинов, и никто не встретился с ним взглядом.

А потом он добавил:

— Но море рассудит честно.

Глава 5. Молитва висельника

Торлейф с видимым облегчением дал своё согласие испытанию на меже, углядев в этом лёгкий выход из затруднительного положения. Не пришлось казнить прославленного воина по явному предлогу, но и забирать свои слова обратно также не пришлось – на тот момент Торлейф видел это как свою победу.

Кнут неспешно спустился и в сопровождении Элофа Солёного отправился к берегу, переговариваясь о чём-то со стариком. Весь собравшийся на площади люд немедля потянулся вслед за ними, по пути прирастая любопытствующими и медленно вбирая в себя каждого жителя города. И если на судилище пришёл хотя бы один человек от каждой семьи, то поглядеть на межевое испытание собрался, кажется, весь город. Настоящее живое море, пёстрое и гудящее. Иные выбежали из дома в первой подвернувшейся под руку одежде, кто-то захватил с собой малых детей, что даже ходить ещё не могли самостоятельно, и даже старики, шаркая, с крошками еды в седой бороде, выползли посмотреть на это зрелище. Давненько никто не просил суда открытым морем, многие его и не видели никогда, а Риг предпочёл бы не видеть и дальше.