Народ собирался долго, и Риг успел
продрогнуть до самых костей, пока неспешные вереницы растягивались
вокруг них с братом широкой дугой, окружая. Пришла и Кэрита,
скромно встав позади всех, сцепив руки в замок и не сводя взгляда с
Кнута, пока тот, в свою очередь, и единого раза в её сторону не
повернулся. На шее у девушки был массивный ошейник из закалённого
стекла. Такими пользуется Последняя Стража, чтобы подавить магию у
своих пленников и, по всей видимости, теперь ещё пользовался и ярл
Торлейф, чтобы держать в узде старшую дочь. Довольно у него
оказалось дерзости, рядить в кандалы бессмертную, но ещё
удивительнее было то, что Кэрита позволила ярлу подобное. И даже
после этого за спиной девушки тихо встал Робин Предпоследний, держа
ладонь на эфесе меча и напряжённый слова стрела, лежащая на
тетиве.
Теперь, когда магия Кэриты была
задавлена стеклом, она не казалась Ригу красивой или даже
привлекательной. Болезненно бледная, тощая и плоскогрудая, она
будто так и не стряхнула с себя до конца переходный возраст,
оставшись неуклюжей конструкцией из локтей и коленей. Как есть
Щепка. Стоя так близко к воде, она дрожала от холода как осенний
листок на ветру, пока жирный Эйрик не укрыл сестру своим
плащом.
Народ пребывал на берег бесконечным и
крайне неспешным потоком, а взбудораженные чайки всё так же
голосили во всю глотку, чем только усиливали раздражение Рига. И
это даже не вспоминая о проклятом мокром ветре, задувающим с каждым
мгновением как будто все сильнее и настойчивее. Когда до берега
наконец-то добрался ярл Торлейф и его малая дружина, Риг был почти
рад их видеть. Ондмар Стародуб шёл по правую руку ярла, могучий
памятник уходящим временам, и что-то вкрадчиво говорил своему
господину. Торлейф не отвечал, лишь хмурился. Когда же Ондмар
закончил говорить, то ярл сделал взмах рукой, и бледнокожий шаур,
что шёл позади него, с поклоном удалился, направляясь непонятно
куда.
Сразу за ярлом следовал Йоран
Младший, под вереницей насмешливых взглядов несущий в руках
массивное деревянное кресло, украшенное изысканной и сложной
резьбой. Не иначе как Торлейф не простил Тиру Большая Берлога его
ругательства во время суда, и решил указать многодетному ворлингу
его место. Судя по тому, что в этот раз Тир хмурил свои седые брови
в благородном молчании, урок им был усвоен. Сам же Йоран не сказал
ни слова, пока тащил свой груз, но взглядом огрызался цепко – ни
дать ни взять затравленный волк.