Если на верхней палубе экипаж был занят отражением минных атак,
то в трюме основное внимание уделялось борьбе за устойчивость
корабля. Трюмно-пожарный дивизион, слесари и машинисты, боцманы с
плотниками и матросами заделывали пробоины. Некоторые пробоины были
небольшими, размером с кулак, но их было много, и вместе они
пропускали огромное количество воды. Такие забивали деревянными
клиньями или втулками с промасленной паклей. Однако с крупными
пробоинами справиться было сложнее. Из-за рваных краев трудно было
подвести пластырь под пробоину, а тут ещё волнение моря и резкие
маневры.
Внезапно раздался взрыв. Корабль вздрогнул. Вероятно, их успешно
торпедировали. Хлынули потоки воды, люди запаниковали. Небогатов
выстрелил.
— Куда вы, трусы? Назад! За мной! Пробоину заделывать матрацами
и койками, затем накладывать доски, закрепляя их упорами! -приказал
Небогатов, идя на ревущей воды.
После обнаружения места попадания началась работа:
— Поддерживай доски плечом!
— Упоры давай!
— Что ты мне койкой в лицо тычешь?
— Одеяла подкладывай!
— О, черт!
Но пробоина не заделывалась. Пришлось сверху на веревке спускать
людей, чтобы они подводили пластырь из парусины снаружи. Пластырь
лег неровно, но это ослабило напор воды и им удалось уменьшить
течь.
Некоторое время Небогатов со всеми черпал воду, пока не выбился
из сил. Он поднялся на верх, отправился в боевую рубку. Во время
вчерашнего боя все. кто был внутри были убиты или ранены осколками
из смотровых щелей, но сейчас судно управлялось оттуда.
— Предшественник поворачивает влево! — крикнул мичман.
Старший офицер сразу выпрямился и скомандовал:
— Не отставать!
И, повернувшись мичману, добавил:
— Осторожно клади руля!
— Есть осторожно клади руля, — угрюмо ответили ему.
Они стали повторять маневр впереди идущего корабля. "Суворов"
покатился влево и в те же время начал крениться на левый борт, в
наружную сторону циркуляции. С верхней и батарейной палуб донесся
до боевой рубки зловещий гул воды. Неприятельским огнем еще в
дневном бою были уничтожены все кренометры, но и без них
чувствовалось, что корабль дошел до последней черты своей
остойчивости. Свалившись набок, он дрожал всеми частями железного
корпуса. В рубке, зная о предельности крена, все молчали, и,
вероятно, всем, как и ему, казалось, что наступил момент ожидаемой
катастрофы. Так продолжалось до тех пор, пока броненосец,
постепенно поднимаясь, не встал прямо.