Пушкин захохотал.
– Ты цел? – крикнул он Дельвигу. – Он выстрелил в тебя, безумец.
– Я цел, – кивнул Дельвиг.
Пушкин кинул пистолет в воздух и бросился к Вильгельму. Он затормошил его и хотел обнять.
Вильгельм опять взбесился.
– Стреляй! – крикнул он. – Стреляй!
– Виля, – сказал ему решительно Пушкин, – я в тебя стрелять не стану.
– Это почему? – заорал Вильгельм.
– А хотя бы потому, пистолет теперь негоден все равно – в ствол снег набился.
Он побежал быстрыми мелкими шажками к пистолету, достал его и нажал собачку: выстрела не было.
– Тогда отложить, – мрачно сказал Вильгельм. – Выстрел все равно за тобой.
– Ладно, отложим. – Пушкин побежал к нему. – Полно дурачиться, милый, пойдем чай пить. Или бутылку Аи. Потому что, – он подхватил упирающегося Вильгельма под руку, – потому что я люблю тебя и ненавижу деспотизм!
– Вот именно, – Дельвиг подхватил его с другой стороны, Пущин подталкивал сзади.
– Я не властен в себе, – бормотал Вильгельм, – когда меня дразнят. Прости. Ну что вы меня тащите, как барана? – наконец рассмеялся он.
– Предлагаю пойти к дяде, – сказал Дельвиг, указав на Пушкина. И поднял палец.
– Зачем? – спросил Пущин.
– К дяде Василию Львовичу…
– К какому? – не понял гусар.
– И забрать сто рублей!
– У дяди Василия Львовича.
– Какого дяди? – спросил гусар.
– Дядя должен сто рублей, – объяснили ему.
– Если быть справедливым, – уточнил Пушкин, – девяносто семь. Три рубля были отданы сразу.
– А проценты? Прошло восемь лет! Все двести!
– Мне сегодня грустно, – говорил Пушкин. – Что-то очень грустно.
– Какой дядя? – не понимал гусар.
– Это старая история. Тетушка подарила племяннику сто рублей, а дядюшка…
– Чей? – свирепея, спросил гусар.
– Дя-дя. Дядя Александра.
– А! – обрадовался гусар. – Дядя Василий Львович?
– Именно он.
– Почему мне сегодня грустно? – спрашивал Пушкин.
– Дядя скуп? – возмутился гусар. – Неужели?
– Нет, – заступился племянник. – Он совсем не скуп. Просто у него никогда не бывает денег. И если при нем заходит о них разговор…
Они идут по пустым петербургским улицам, останавливаются, снова идут… Все возбуждены после пирушки, на ходу перебрасываются словами.
Вдруг Кюхля с Пушкиным задрались. Они стоят грудь в грудь. Их разнимают.
– В чем дело?! Александр!.. Вильгельм!.. Прекратите!.. Что случилось?!
– Ничего, – простодушно сообщил Пушкин. – Я просто сказал, что когда при дяде заходит разговор о деньгах, он ведет себя как Кюхля – становится туг на ухо или начинает вслух читать свои поэмы. Вот и всё. А Виля почему-то…