Все захохотали.
– Глупо, Александр, – сказал Кюхельбекер.
– Кюхля, милый, прости! Мы на этот раз ведь не будем стреляться? Конечно, глупо. Согласись – глупо убивать друг друга из-за моего дяди.
– Дяди Василия Львовича! – в восторге сказал гусар.
– Никто не умеет обидеть более жестоко, чем друзья, – махнул рукой Кюхля.
– Мир! – потребовал Пущин. – Миритесь!
– Мир! Мир! – закричали вокруг. – Хватит!
Их толкнули друг к другу, они обнялись, и остальные присоединились к ним. Все это вытянулось в шеренгу. Некоторое время шли молча. Дельвиг тихонько напевал.
– Александр! – попросил кто-то. – Прочти лучше ты стихи. Вместо дяди.
– Зачем? – нахмурился Пушкин. – При чем здесь стихи?
– Прочти…
– Нет, ни к чему сейчас. К черту, Виля, к черту, – убеждал он, повернувшись к Кюхельбекеру. – Ты должен бросить все свое учительство, все свои педагогические опыты, послать к черту все эти благородные пансионы и заняться литературой. Толь-ко ли-те-ра-ту-рой, радость моя.
– Да, Александр, да! – соглашался Вильгельм. – Ты прав тысячи раз. Ты один, один в состоянии понять… Согласен!
– Но у тебя тяжелый характер, Виля…
– Да! Только литературой! В этом смысл!
– У тебя оч-чень тяжелый характер, я повторяю, пойми, – втолковывал Пушкин. – Я люблю тебя, как брата, Вильгельм Карлович…
– И ненавижу деспотизм, – сказал Дельвиг.
– Что? Это само собой… Как брата, но когда меня не станет, вспомни мое слово: ни друга, ни подруги не знать тебе вовек. У тебя тяжелый характер.
Вильгельм посмотрел на него с упреком и вдруг, повернувшись, пошел прочь.
– Вильгельм! – растерялся Пушкин. – Куда ты пошел?
– Прочти «Разлуку», – настаивал Пущин.
– Зачем? Это же старые. Я не помню.
– Не ломайся, милый, – сказал Дельвиг. – Помнишь.
Пушкин тихо рассмеялся и вдруг стал серьезным.
– Ладно. Читаю. Кстати, Вили, – крикнул он, – эти стихи написаны тебе!
Тряхнул головой, откинул ее, прикрыл глаза. Несколько шагов шел молча. Начал:
– В последний раз в сени уединенья,
Стихам моим внимает наш пенат.
Лицейской жизни милый брат,
Делю с тобой последние мгновенья!
Он шел и читал с закрытыми глазами. Все невольно подравняли ногу. Пошли медленнее, попадая шагом в ритм. Сзади, в двух шагах, вытянув шею и прислушиваясь, шел Вильгельм.
Прошли лета соединенья:
Разорван он, наш верный круг.
Прости! Хранимый небом,
Не разлучайся, друг,