Тишина в баре была практически оглушительной. Мерль бесшумно
протирал стойку, и без того идеально чистую. Петунья, выслушав
неприятную правду, тупо смотрела на отсветы светильников в
поверхности полированного дерева. В голове крутились слова «вы сама
себе проблема», и невольно вспомнились все те слова, что она кинула
в лицо родителям, прежде чем покинула дом. В груди сжалось, а к
глазам подкатили злые слезы. Она смахнула их тыльной стороной
ладони.
– Как… – вырвалось у нее. – Откуда вы узнали?! – она вздернула
голову и впилась требовательным взглядом в его лицо.
Он остался таким же невозмутимым и просто продолжил натирать
стойку. Закончив, педантично расправил тряпку, убрал ее куда-то
вниз и посмотрел на нее в ответ. От его непроницаемых черных глаз
пробирало до костей, но Петунья славилась упрямством. Стиснув зубы,
она не отвела взгляда, хоть и чувствовала, что вот-вот провалится в
какую-то пустоту.
Потом он моргнул, и ощущение того, что ее просматривают
насквозь, пропало.
– Да просто я тоже когда-то был бунтующим старшим сыном.
От неожиданности объяснения она вздрогнула и отвела взгляд.
Потом снова посмотрела. Как ни крути, привлекательный мужчина за
стойкой никак не тянул на бунтаря.
– Вы были? – явное недоверие, с каким она сказала эти слова,
кажется, позабавило его.
Он улыбнулся. Улыбка вышла кривоватой и какой-то
самоуничижительной, как будто его лицо не привыкло выражать таких
эмоций.
– Был, конечно. – Он взял себе натертый до прозрачности бокал и
кинул в него несколько кубиков льда. Кубики зазвенели,
соприкоснувшись с стеклянным дном, и этот звук напомнил Петунии
перезвон первой весенней капели. Мерль снял с витрины позади себя
одну из бутылок, откупорил ее и наполнил бокал на два пальца
зеленой жидкостью. Петунья безотчетно потянула носом – в воздухе
запахло свежей весенней листвой, самыми первыми нежными листочками
и трепетными почками, что, не боясь еще не отступивших морозов,
спешат навстречу солнцу. Отсалютовав Петунье бокалом, Мерль отпил
глоток. – Правда, в отличие от вас, я был одарен куда больше моих
родичей. Не было у них ни одного умения или таланта, в котором я не
мог бы похвастаться более впечатляющими успехами.
Петунья озадаченно моргнула. В голове не складывалось. Она
попробовала представить себе, что это она – волшебница, а не Лили,
так неужто ей было бы против чего бунтовать? Когда вот, твоя мечта
у тебя на ладони, разве может быть дело до чего-либо еще?