Петунья вновь оказалась посреди промозглого февраля, под низким
серым небом, и голоса пешеходов, перемешанные с сигналами
автомобилей, прозвучали слишком грубо для ее слуха, который
мгновение назад наслаждался птичьими трелями.
Теперь она смотрела на дилижанс совершенно другими глазами. Он
увезет ее, и никто не увидит куда и зачем? Что ж, прекрасно. И если
потом она пожалеет, то, по крайней мере, у нее будет свое волшебное
приключение.
Не поездка в волшебную школу на волшебном паровозе, но тоже
ничего.
Петунья сунула грязный платок в карман пальто и потянула за
ручку. Дверца дилижанса открылась легко и беззвучно, вслед за нею
под ноги девушке опустилась складная лесенка. Крепко ухватившись за
поручень, Петунья поднялась по ступенькам и вошла в салон.
Она была единственным пассажиром.
По сравнению с современными автобусами внутри было тесно. Серый
февральский свет, пробивающийся сквозь щели в кожаных шторках,
освещали три ряда мест – по три у задней и передней стенки и три
сиденья без спинок по середине. Петунья огляделась, ища, куда бы
пристроить свой багаж, но места между сиденьями было не так много.
В конце концов она решила, что пока не будет церемониться и
поставила саквояж на сиденья напротив. Сама заняла ряд у задней
стенки, чтобы ехать лицом вперед.
Когда в дилижанс подсядут другие пассажиры, она подумает, куда
убрать свои вещи.
Стоило ей усесться, как лесенка поднялась, складываясь внутрь
салона, дверца закрылась. Корпус дилижанса задрожал, напугав
Петунью, и затем экипаж тронулся с места.
Она торопливо отвязала штору, даже не поморщившись, когда
холодный ветер ворвался в незастекленное окно и ударил ей прямо в
лицо. С восторгом, похожим на восторг ребенка, едущим на чудесной
карусели, Петунья глядела на проезжающие за окном дома и
автомобили. Дилижанс, никем не управляемый и никем не влекомый,
катился по улице, явно магическим образом не сталкиваясь ни с кем,
и никто, ни одна живая душа не обращала на него внимания.
Охваченная возбуждением и детской радостью, Петунья весело
рассмеялась. Она даже высунулась в окно, чтобы получше рассмотреть
людей и машины на улицах, махала им рукой, кричала что-то,
наслаждаясь своей невидимостью и безнаказанностью. Хотя витрины
магазинов честно отражали и ее саму, и ее транспорт, казалось, это
отражение было видимо только ей одной.