Мимолетное воспоминание заставило Петунию поморщиться и
заявить:
– Ничего. Я не пью… такое.
И внутренне сжалась, готовая к тому, что сейчас это странный
мужчина посмотрит на нее с презрением и велит выметаться и не
занимать место. Иначе зачем же заходить в бар, если не пить
алкоголь?
Однако, его реакция удивила ее. Он просто кивнул, принимая к
сведению, что мисс не пьет спиртное, и предложил ей молока. От
неожиданности Петунья согласилась.
Спустя несколько минут перед нею появилось молоко в большой
глиняной кружке, похожей скорее на маленький кувшинчик. Стенки
кружки были покрыты конденсатом, а над краями нависала гора
пушистой молочной пены. Рядом с кружкой бармен поставил тарелочку с
печеньем и приглашающе повел рукой.
– Угощайтесь, мисс.
В воздухе повис вопрос, и Петунья, потянувшись за молоком,
представилась:
– Петунья Эванс, сэр.
– Рад знакомству.
Молоко на вкус оказалось сладким и сливочным, в меру холодным,
чтобы не заледенеть изнутри, а лишь приятно освежиться – почти
такое же, каким было то молоко, что каждое утро молочник оставлял
на крыльце их дома, но вкуснее.
Вспомнив о родительском доме, Петунья почувствовала, как в носу
засвербело, а на глаза наворачиваются слезы. Она заморгала, пытаясь
согнать влагу, но одинокая слезинка упрямо скатилась по ее щеке и
упала в кружку.
В поле ее зрения появился бумажный платок.
– Кажется, вы сильно скучаете по дому, мисс Эванс, – заметил
Мерль Кори. Петунья бросила на него взгляд украдкой. Мужчина был
занят делом – его руки ловко перебирали бутылки, перемещая их с
место на место в одном ему известном порядке, подвешивали натертые
до безупречной прозрачности бокалы на специальном держателе,
звенели многочисленными ложечками, помешивателями и бог-знает-чем
еще специально для смешивания коктейлей. И при всем при этом он
умудрился заметить, что его ранняя гостья плачет. Петунья
промолчала, а чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего, взяла с
тарелочки печенье и прикусила его губами. Печенька аппетитно
хрустнула и надломилась. Больший кусок остался у нее в руке, а
меньший – во рту и тут же начал растворяться на языке, оставляя
после себя невообразимую сладость.
Петунья закрыла глаза, наслаждаясь вкусом, и вспомнила.
Когда-то в детстве, когда она сама была еще совсем маленькой
девочкой, а младшая сестра никак не проявляла свою волшебную
сущность, и во всем свете не было сестренок дружнее, мама испекла
печенье. У него был – точно такой же вкус. Как будто от одного
кусочка мир становился сияющим и счастливым, и в нем не было места
ни горю, ни печалям. Потом, по мере взросления, этот вкус пропал. И
хотя мама все еще пекла то самое печенье, на вкус оно было
совершенно другим.