Меня передёрнуло. Не от страха — от ощущения неизбежности. Я
пару раз видел, как заканчиваются такие «стихийные порывы». Иногда
о них поют песни. Опуская только подробности — про то, что тел
бывает столько, что их легче скинуть в канал, чем закопать.
Но и это была часть игры. Люди должны были верить, что мы знаем,
что делаем. Что мы ведём.
Я развернул коня. Пауза. Прямо как учили Магна в детстве: не
спеши, пусть тишина скажет за тебя.
— Я не звал вас, — произнёс я громко. — Но я и не стану
останавливать. Потому что если бы кто-то из вас стоял здесь, а я —
в Караэне, я бы тоже пошёл сюда.
Мои слова начали повторять те, кто рядом и их слышал, — тем, кто
стоял позади и не слышал. Как волна пошла по людям, перекинулась с
всадников на пехоту. В слова вплетались комментарии и чувства,
которые я в них не вкладывал. И это был гул одобрения. Несильный —
но тяжёлый, как прибой.
— Под Вуалью будет бой. Не потому, что мы его захотели — а
потому, что враг пришёл под наши стены. Он надеется застать нас
ночью, в страхе, в сомнении. Но он получит нас днём. На конях. При
оружии. Со щитом в руке.
Я наклонился вперёд. Повысил голос:
— За Караэн!
Короткая фраза. Лозунг. Я постарался использовать свои познания
из моего мира. Импровизация, конечно. И не самая удачная. Но это не
было важно. Как я и ожидал, такой лозунг подхватить было легче. И,
разумеется, люди быстро его переврали. Волной ушли мои слова и уже
скоро вернулись эхом издалека — исправленные и дополненные:
— Мы из Караэна! И пришла пора напомнить всем, что это
значит!
Это была правда. И ложь. Всё вместе. Как и всегда.
Я подал знак, и лошади тронулись. Сначала рысью. Потом быстрее.
И тьма — Вуаль — раскрылась нам навстречу, как пасть.
И мы въехали в неё.
Мы въехали в неё, как в воду. Мне показалось, что Вуаль
сомкнулась за спиной — тьма стала полной, словно день обломился
где-то позади, отвалился, и всё, что осталось — это мы и нечто без
имени. Конечно, все это в моей голове. Мы просто въехали в тень от
низко стелющегося над землей противоестественного облака. Хотя,
очень быстро я признал. Дело не только в психологии.
Я чувствовал, как холод ползёт по доспеху, проникая в изгибы
лат, в рукавицы. Но это был не тот холод, что приходит с ветром или
снегом. Он тянулся изнутри — будто сама реальность здесь гасла, как
тлеющий фитиль.