Я рычу, и ярость вспыхивает, пытаясь сжечь этот страх, но он
сильнее. Я — охотник, высший, тот, кто пил их крики, как нектар, —
теперь стою, как они, слабый, загнанный, глядя в лицо тому, что
больше меня. Его взгляд режет, как мои когти, но глубже — он
вскрывает мою суть, обнажая пустоту, которую я не замечал. Я хочу
броситься на него, разорвать, доказать, что я — царь этой земли, но
ноги не слушаются. Впервые я понимаю их, двуногих, чьи глаза молили
о пощаде. Безысходность душит меня, как их шеи под моими
пальцами.
— А-а-А! — я кричу от ярости и от страха. Эти двое давят на
меня.
Люди. Бесящие, тупые, слабые, уязвимые низшие создания. Их страх
был моим кормом, их кровь была моей едой. Их дома были ничем. Их
защита — ничто. Но теперь он во мне, грызёт изнутри, как голод,
который нельзя утолить. Я хотел убежать к ним в их защиту.
Голову разрывает противоречие.
Я хочу броситься на это существо, разорвать его, доказать, что я
— единственный хищник, но мои ноги не слушаются. Оно смотрит на
меня, и я знаю: я больше не царь этой земли. Его взгляд — как
клинок, режущий мою суть, обнажающий слабость, которую я не знал.
Безысходность накатывает, как волна, топит меня в собственной
пустоте. Я, кто пил страх других, теперь задыхаюсь в своём. Моя
жажда, моя сила, мои рога и когти — всё это ничто перед этим
существом. Я — добыча.
И тогда свет разрывает ночь. Он не исходит от существа, а льётся
откуда-то сверху, из самой сердцевины неба. Космоса. Оттуда
спускается сгусток. Он белый, ослепляющий, пронзающий всю планету,
как копьё, вонзённое в её плоть. Я успеваю заметить лишь похожий
силуэт на того, что сверху смотрел на Землю, внутри этого сгустка.
Он маленький, свёрнутый в себя.
Что это? Ответы на вопросы не успевают появиться в голове. После
произошёл взрыв немыслимой силы, который стал ключевым фактором
моего роста.
Свет сжигает тьму всего вокруг, сжигает тени, сжигает даже мой
страх, оставляя только пустоту. Я стоял. Свет ослепляет, проникает
сквозь веки, заполняет меня, и я чувствую, как моё тело меняется.
Пластины на коже трескаются, рога пылают, будто выкованные заново,
а жажда — моя вечная спутница — превращается во что-то большее, в
голод не за кровью, а за сутью. Удар волны подхватывает меня, как
лист в бурю, и я лечу — сквозь дым, сквозь пепел, сквозь обломки
мира, что рушится под этим светом.