Вода поглощает меня, холодная, но живая, как кровь земли. Я
тону, но тьма уже внутри меня. Она не просто мрак — она начало. Мои
глаза закрываются, и в последний миг, перед тем как сознание
гаснет, я вижу: силуэт в свете смотрит на меня. Он знает, кто
я.
Тварь.
Тьма.
***
Толща воды давит на меня со всех сторон, словно тысячи невидимых
рук сжимают каждую часть моего тела. Давление нарастает с каждым
вдохом, который мне не нужен, с каждым ударом сердца, которого у
меня нет. Или не было...
Прошло много времени.
Я не дышу — никогда не дышал, как эти жалкие создания на
поверхности. Воздух был им нужен для их хрупкого существования, а
мне — лишь для того, чтобы учуять запах их страха. Но сейчас тело
не слушается. Оно чужое, незнакомое, словно я надел одежду,
скроенную для кого-то другого.
Где мои когти? Острые, как бритвы, способные разорвать сталь,
как пергамент? Где моя броня — те костные пластины, что веками
защищали меня от мечей и стрел смертных? Где мои рога — гордость и
корона хищника, вознесённые к небесам как символ моего
превосходства? Вместо всего этого я чувствую... мягкость. Чувствую,
что это не я. Отвратительную, тошнотворную мягкость человеческой
плоти. Кожа нежная, как у новорождённого ягнёнка, без единого следа
моего истинного облика.
Я лежу на дне, и песок царапает эту непривычную кожу мелкими,
раздражающими прикосновениями. Мелкие рыбёшки проплывают мимо, их
чешуя поблёскивает в тусклом свете, проникающем сквозь толщу воды.
Они бесстрашно приближаются ко мне — раньше любое живое существо
чувствовало мою сущность за версты и в ужасе спасалось бегством. А
теперь эти жалкие твари принимают меня за одного из своих, за
падаль, выброшенную морем.
Сколько времени прошло? Часы тянутся, как столетия, дни
сливаются в бесконечную череду приливов и отливов. Или, возможно,
прошли столетия, а мне кажется, что лишь минуты? Время потеряло
всякий смысл в этой водяной тюрьме. Мысли путаются, сознание то
уплывает в тёмные глубины забвения, то возвращается с болезненной
ясностью. Свет... тот невыносимый, ослепляющий свет... что он
сделал со мной?
Я помню его до боли отчётливо — не золотой, как солнце, к
которому привыкли эти смертные, не серебряный, как их луна. Он был
белым, чистым до непереносимости, словно концентрированная сущность
самой жизни. Он лился с небес потоками, каждый луч которых жёг меня
изнутри, перестраивая, переплавляя мою сущность в нечто иное.
Впервые с момента моего появления в этом мире — а это было так
давно, что даже звёзды изменили свои узоры, — я почувствовал что-то
похожее на усталость.