Где мои рога? Величественные, изогнутые, острые как копья? Где
костные пластины, покрывавшие мою голову? Где шипы, которые
проходили вдоль моего позвоночника? Пальцы скользили по лицу,
находя лишь человеческие черты — нос, губы, щёки, лоб. Всё ровное,
гладкое, отвратительно симметричное.
Что случилось со мной?
Вопрос эхом отдавался в черепе, но ответа не было. Я помнил тот
свет, помнил боль, помнил, как моя сущность корёжилась и меняла
форму. Но почему именно так? Почему в эту омерзительную пародию на
что-то?
Волосы вились вокруг лица — длинные, мокрые, тяжёлые. Они падали
на плечи, создавая странные ощущения на коже. Раньше у меня были не
волосы, а что-то вроде гривы из твёрдых волокон, больше похожих на
металлическую проволоку. Теперь же эти мягкие пряди казались
чужими, неуместными. Я в ярости дёрнул одну из них, и внезапная,
острая боль пронзила кожу головы.
Боль. Я почувствовал боль.
Впервые за всё своё существование, которое длилось тысячелетия,
я испытал её — острую, настоящую, жгучую. Не просто неудобство или
раздражение, а именно боль. Ощущение было настолько новым,
настолько чуждым, что я замер, анализируя его. Нервные окончания,
которых у меня никогда не было, посылали сигналы в мозг. Это тело
могло страдать так же, как страдали мои жертвы.
Нет-нет-нет.
Ярость затопила меня, как цунами. Я закричал, и звук,
вырвавшийся из горла, был чужим — высоким, человеческим, полным
эмоций, которые я считал ниже своего достоинства. Это не был рык
хищника, наводящий ужас на всё живое. Это был крик отчаяния,
слабости, человечности.
Я бил руками по воде, создавая волны и водовороты. Песок
поднимался облаками, рыбы в панике разлетались в стороны. Мои
движения были быстрыми, яростными, но до боли человеческими. Что со
мной сделал тот свет? Что сделало то существо в небе с
глазами-звёздами? Тварь с крыльями света и голосом, звучавшим как
хор ангелов и вопль демонов одновременно?
Постепенно ярость стихла, уступив место холодному расчёту.
Эмоции — это роскошь, которую я не мог себе позволить. Нужно было
понять ситуацию, приспособиться, выжить. А потом — отомстить. Всем.
И тому существу в первую очередь.
Я поплыл к поверхности. Движения были... естественными. Это меня
удивило. Будто это тело знало, что делать, даже если мой разум
протестовал против каждого жеста. Ноги работали в ритме, который я
не помнил, чтобы изучал. Руки рассекали воду с грацией, которая не
была мной заслужена. Тело плыло само, повинуясь инстинктам,
заложенным в него тем, кто его создал.