Пока побеседовали с молодым
Воронцовым, пока неспешно дошли до своих комнат – да, тех же самых,
багаж уже был не только доставлен, но и частично разобран. Деда
моего просто трясло от мысли, что незнакомые люди так вот запросто
лазят в чужие чемоданы, да ещё и бельё перетряхивают, но у нас это
было в порядке вещей. Главное, чтобы в по-настоящему личные вещи,
включая документы, нос не совали, но такое, как правило,
отправлялось в ручную кладь или в отдельный чемодан с пометкой «не
вскрывать». Всё остальное – законная зона деятельности горничных и
камердинеров. Ну, а чтоб перед ними стыдно не было – просто не надо
возить с собой заношенное бельё, растянутые ветхие рубахи и рваные
носки. Да даже если такое, по бедности или недосмотру, случится –
какая разница, слуг это не касается, равно как и вкусы нанимателя в
части расцветок и фасонов.
«Касаться, может, и не касается – но
обсуждать между собою будут. Обязательно, как ни запрещай».
«И что? Если между собой – то
пусть».
«Во-первых, это повлияет на отношение
к тебе у услышавших. Во-вторых, кто-то может слухами и с хозяевами
поделиться, при достаточно доверительных отношениях. Или с
начальством. Да и вообще – фу это!»
Так и не понял, с чего бы это «фу».
Прачек он, значит, не стесняется, хоть им бельё в куда как более
неприглядном виде попадает, а горничных и камердинеров – да. И
потом ещё заявляет, что у нас этикет сложный и запутанный.
Пока разбирались с вещами и приводили
себя в порядок с дороги, как раз подоспело время обеда. На вопрос
слуги о том, когда его подавать, я, зная уже некоторые нюансы,
ответил:
– Накройте в гостиной через четверть
часа, подавать – не нужно. Без особых предпочтений.
Да-да, та самая разница, что и с
чаем. Подавать обед – это со всеми ритуальными телодвижениями и
тягомотина минимум часа на полтора, если вместе с чаем и десертом
считать, а накрыть – это принести, расставить в должном порядке
(под крышками, чтоб не остывало и не заветривалось) и оставить пару
слуг, которые будут по мере необходимости снимать крышки, убирать
использованную посуду и при необходимости подавать свежие приборы –
например, вместо упавших на пол. Можно уложиться минут в
тридцать-сорок и без десятка изображающих бурную деятельность
посторонних вокруг. Слуга (стреляйте – не знаю, какую должность он
занимает, но не лакей и не дворецкий, это всё, что могу сказать с
уверенностью) кивнул с пониманием и уточнив только, мясное или
рыбное меню, ушёл распоряжаться. Ушёл недалеко – до шнурка вызова
прислуги, висевшего в углу комнаты, и подёргал за него в каком-то
особом порядке.