В её голосе явственно звучала
издёвка.
- Я здесь, чтобы получить
образование, - сказала я спокойно. - Как и вы все.
- Конечно, образование, - протянула
Элизабет, та самая худенькая брюнетка. - А не потому, что твоя
семья не знала, что делать с… таким ребёнком, - полушёпотом
добавила она.
Я стиснула зубы, и вместо ответа
принялась за похлёбку. Еда оказалась безвкусной, но горячей. Я ела
молча, стараясь не обращать внимания на шепотки вокруг.
- Говорят, её мачеха не выносила её
вида, - донеслось откуда-то слева.
- Я слышала, что её мать умерла при
родах, не выдержав ужаса оттого, что произвела на свет, - вторили
следом.
- А правда, что прикосновение к
уродцам приносит несчастье? - спросил кто-то совсем рядом.
Я продолжала есть, глядя только в
свою миску.
Увы, это было лишь началом. Я
чувствовала это. Нужно набраться терпения и душевных сил, если я
хочу выжить в этом месте.
Прожевав кусочек хлеба, подняла
голову и, вобрав в грудь побольше воздуха, поинтересовалась:
- А вы все здесь вторые или третьи
дочери? - Вопрос был рискованным, но пора прекратить молча сносить
унижения.
Элизабет и Клара обменялись быстрыми
взглядами.
- И что с того? - резко ответила
Мэри.
- Ничего, - я пожала плечами. -
Просто пытаюсь понять, как тут всё устроено. Сестра Бертрада
упомянула, что в аббатстве воспитываются в основном младшие дочери
знатных семей.
- И-и? Несмотря на это, все мы
нужны своим родителям и после завершения обучения
непременно отправимся домой, - тихо сказала Клара, впервые
заговорив. У неё был мягкий голос, совсем не подходящий её
внешности. - Мы здесь действительно ради образования. А вот…
ненужных тут по пальцам пересчитать можно… и вот они
навряд ли хоть когда-нибудь вернутся на свои родовые земли.
- Ясно, - как можно непринуждённее
улыбнулась я, чувствуя, как от сказанных ею слов, больно закололо в
районе сердца. - По пальцам так по пальцам. Уж лучше я останусь в
аббатстве, чем выйду замуж за того, на кого укажут.
Клара слегка покраснела, открыла
рот, чтобы что-то добавить, но решила всё же вернуться к своей еде.
Воцарилось неловкое молчание, нарушаемое лишь стуком ложек о
миски.

Ужин подошёл к концу,
мать-настоятельница первой покинула столовую, за ней потянулась
вереница монашек, и вскоре в помещении остались одни ученицы. Я
тоже встала, но не успела и шага ступить в сторону выхода, как
из-за соседнего стола раздался громкий голос: