Хабекер за восемь часов допроса так и не открыл своих карт.
Ходил вокруг да около.
Расспрашивал о работе в «Берлинер-тагеблатт», о жизни за границей, о знакомых по Варшаве и Праге.
– Фрейлейн Штраух, – сказал он в самом начале, – я хочу, чтобы вы рассматривали арест как желание государства оградить вас от очень больших неприятностей. Лично я не сомневаюсь в вашей лояльности, больше того, – в вашей преданности нации. Вы же чистокровная немка! И отзывы, которые я собрал, говорят в вашу пользу. Значит, вы можете и должны помочь мне.
– В чем, господин следователь? – спросила она.
– В установлении истины, – сказал Хабекер. – Я хочу понять, как и почему один из предателей узнал ваше имя и почему он называет вас своей помощницей.
– Я могу узнать, кто это?
– Конечно, – сказал Хабекер. – Это некий лейтенант ВВС Генрих Лаубе. Между прочим, внук адмирала фон Шенка… Вы его знаете?
– Адмирала фон Шенка?
– Нет, его внука.
– Слышу его фамилию впервые. У меня нет столь аристократических знакомых.
– А этого человека вы никогда не видели?
Следователь достал из стола фотографию мужчины лет тридцати пяти. Фотографию явно любительскую, размером девять на двенадцать. Лицо мужчины, закуривающего сигарету, снято крупно, в трехчетвертном повороте. Высокий, чистый лоб, зачесанные назад вьющиеся волосы, крепкие зубы, запавшие при втягивании дыма щеки. Лицо интеллигентного человека. И руки, прикрывающие огонек спички, – узкие, с длинными пальцами.
– Это и есть Генрих Лаубе? – спросила она, открыто поглядев на следователя.
– Вы никогда не видели этого человека? – повторил свой вопрос Хабекер.
– Никогда, – решительно сказала она.
Хабекер неторопливо спрятал фотографию в стол.
– Странно… – протянул он. – Очень странно!
– Господин следователь, – сказала она. – Если какой-то предатель, как вы выразились, назвал меня сообщницей, он должен был привести факты, подтверждающие чудовищное обвинение! Приведите эти факты мне. Я их без труда опровергну.
Хабекер провел рукой по серым волосам.
– Видите ли, фрейлейн Штраух, – задумчиво сказал он, – мы тоже не сомневаемся, что Лаубе лжет… Но мы хотели бы узнать, откуда ему стало известно ваше имя и, главное, ваш адрес.
– Мой адрес?
– В том-то и дело. На допросе он назвал ваш адрес… Согласитесь, что адрес совершенно незнакомого человека никто не назовет.