Ее даже не проверили. За окованной железом дверью шли уже
ритуальные залы, туда никто не хотел лезть по темноте, несмотря на
всю тесноту и обиду.
Стоило только воинам отгородиться от страшного внешнего мира
толстыми крепостными стенами да баррикадой на воротах, как
беспокойство отступило на второй план, а веселый, трескучий костер
из столетних досок настроил на позитивный лад.
Разумеется, всем тут же захотелось поговорить.
Робкий, вздрагивающий гул раздался меньше, чем через кэ после
розжига костра, когда большая часть успела насытиться остатками
нехитрой снеди из прихваченного в дорогу и сходила до "кустиков",
коими дружно нарекли нишу надо рвом. Ее лишь стыдливо прикрыли
плащом Иккагецу.
А за проявленную в бою с культиватором трусость некоторые сочли
возможным использовать рукава для почтительных вытираний грязных
мест, недостойных в таком виде осквернять священную обитель.
Через несколько минут гул набрал мощь, вибрацию. До громкости
казарменных криков не дошло, хотя ор не беспокоил покатые своды
старой башни только из-за присутствия за ширмой практиков Старого
Города. Но и так пережитый страх здорово развязал людям язык.
Говорили обо всем: бабах, прошедшем бое с дилоу (хорнов признали
более опасными), бабах, битве с практиком (стремный ублюдок, какие
же мы все везучие, что живые и одним куском), бабах, прошлых бабах,
бабском отряде новобранцев, будущих бабах, составляли сравнительное
бытописание отдельных, богатых бабами, регионов…
В этих беседах чувствовалась недосказанность. Две темы жгли
язык, тенью мелькали в каждом предложении, неведомым зверем
цензурой вторгались в умы и чувства достойных практиков.
Первая, самая опасная: бабы культиваторы. От двух напарниц
Алтаджина, обсудить которых натурально зудело, причем до такой
степени, что пытались изъясняться многозначительными
подмигиваниями, ного-руко-махами и зверскими рожами, до всех
остальных, включая мельком виденных охранниц на воротах,
практиканток И Шенга и дочь коменданта.
Второй темой с молчаливым, очевидным для каждого запретом
являлась сцена после отрубания головы демоническому практику.
Каждый ощутил тогда высвобождение Зла, каждый распознал посмертное
проклятие. Каждый до дрожи боялся обнаружить себя целью,
поэтому…
…Каждый гадал, чем же является последнее заклинание
демонопоклонника.