-- Эй, богатырь! --
окликнул грузчика ражий детина. Лихо сбил на ухо суконную шапку: --
Чего тащишь?
Десятки взглядов
уперлись в отца Танни.
-- Ковер себе добыл.
Ослеп, что ли?
-- Бросай этот хлам!
Айда с нами!
-- Изменников
бить!
-- Так побили уже
всех, вроде...
-- Ха! Их знаешь,
сколько!
-- Попрятались,
отродья!
-- Найдем!
-- Бросай, давай!
-- Да я домой...
-- А с чего это у тебя
ковер поперек себя шире? -- вдруг прищурился детина. -- Что
прячешь, богатырь?
-- Твое какое дело?
Ковер, и ковер.
-- А в ковре?
-- Бабу умыкнул?
-- Изменницу!
-- Сам отпялить
вздумал?
-- Делись, скряга!
-- Нет там никакой
бабы!
-- А ну, покажь!
Толпа загудела. Детина
ухватился за край ковра, потянул к себе.
-- Не трожь!
-- А то что? --
осклабился детина. -- Насмерть зацелуешь?
Ответ не заставил себя
ждать. С ковром на плече, без ковра, силы отцу Танни было не
занимать. Кулак-молот вбил детине ухмылку в глотку -- вместе с
зубами и брызнувшей кровью. Детина рухнул наземь. Оглушенный, как
бык на бойне, он лежал, раскинув руки, и не подавал признаков
жизни. Рот -- кровавая дыра, нижняя челюсть вывернута...
Край ковра,
старательно подоткнутый отцом, распахнулся. Взору погромщиков
открылись забинтованные ступни Танни.
-- Изменник! --
взвизгнул кто-то.
-- Оба --
изменники!
-- Бей!
Однако толпа медлила:
участь поверженного детины мало кого прельщала.
-- Беги, Танни!
Беги!
Пыльная мгла
закружилась, Танни ощутил, что катится по земле. В лицо, ослепив,
ударил свет. У щеки возник припорошенный снегом, мерзлый булыжник.
Выше -- часть стены с растрескавшейся штукатуркой.
-- Беги!!!
Бежать Танни не мог.
Он пополз -- сжав зубы и плача от бессилия, от проснувшейся боли в
отрезанных пальцах. Позади орали, ухали, хекали. Отец держался до
последнего, как тот упрямый дом в поселке. Дарил сыну призрачный
шанс: уползти, забиться в щель, спрятаться, пересидеть... На самом
деле у Танни не было шансов. Ни огрызочка. Но он все равно полз,
обдирая в кровь озябшие ладони. Время остановилось. Он не
оглядывался, он ничего не видел впереди, отвоевывая у мостовой
жалкие пяди -- крохотные кусочки жизни. Дорогу загородил труп.
Мертвец лежал лицом вниз; из затылка торчал кованый костыль. Зрение
вернулось; Танни заорал, откатился в сторону. Попытался встать,
хватаясь за стену руками, уже не чувствующими боли. С третьей
попытки это ему удалось. Позади торжествующе взревела толпа. Был
отец, и весь кончился. Да и сыну осталось жить -- раз-два, и
хватит.