-- Эй, сучёныш! Далеко
собрался?!
Со скоростью черепахи
Танни ковылял прочь. Переставить ногу, ступая на пятку. Еще раз, с
другой ноги. Продвинуть руки на локоть дальше. Поймать равновесие.
Снова переставить ногу. Весь мир, весь краткий остаток
существования сосредоточился для мальчика в этих простых, но таких
важных действиях.
-- Ну ты скороход!
-- Ножки не
держат?
-- Лови, ублюдок!
-- Н-на!
В стену ударил камень.
Второй -- острый обломок, пущенный умелой рукой -- без жалости
врезался Танни в ухо. Голова взорвалась черной, оглушающей болью.
Ноги подкосились, мальчик упал, не успев выставить руки. Лязгнули
зубы, что-то отвратительно хрустнуло. Рот наполнился горячим и
соленым вперемешку с какими-то камешками. По щеке и шее текло:
липкое, теплое. Ухо дергало калеными щипцами. Голова гудела, перед
единственным глазом плясали огненные звезды. Танни снова пополз,
больше не пытаясь встать. Рядом в землю били камни; один угодил
мальчику в бедро. Танни дернулся, но не остановился.
-- Ползи, змееныш!
-- Спорим, с трех
камней уложу?
-- Хрен тебе! Он
живучий...
Зрение прояснилось.
Танни увидел башмаки. Крепкие, хотя и ношеные башмаки из воловьей
кожи. Пряжки -- серебро; толстая, тройная подошва. В таких можно
сотню лиг отмахать -- и хоть бы хны. Вот какие башмаки,
оказывается, носит смерть. Ну да, ей ходить много доводится...
Мальчик зажмурился,
ожидая удара. Нет, смерть медлила. Тогда он открыл глаза и с
усилием сел. Над ним возвышался старик. Лицо -- в складках и
морщинах, похожих на ножевые порезы. Неправильное лицо. Казалось,
его слепили из двух разных половинок. Морщины справа были не такие,
как слева. Из пещер-ноздрей вырывался пар, словно там прятался
дракон, готовясь извергнуть сноп пламени. Лоб старика закрывала
кожаная повязка, поверх которой была надвинута шляпа с широкими
полями. От мороза старика спасал кожух -- длинный, до пят; на плече
висела дорожная сумка.
-- Живой? --
равнодушно спросил старик.
И раздвоился.
Второй старец выглядел
древнее развалин замка Трех Лун. Он опирался на пастушью клюку.
Шляпу высоченный дедуган держал в свободной руке. И как он себе
лысину не отморозит? С неба вновь начало сыпать. Налетая порывами,
ветер швырял в людей колючую белую крупу. Снежинки таяли на лету и
испарялись без остатка, не достигая блестящей лысины старца.
Обрывки мыслей бестолковой сворой метались в голове Танни. Голова
раскалывалась от боли, в ушах нарастал звон. Старики, развалины
замка, волшебная лысина -- что угодно, не важно! Рассудок
защищался, как мог, отгораживаясь от единственного, что сейчас
имело значение. Жизнь и смерть. Краткая жизнь и скорая смерть.
Взгляд, вторя беготне мыслей, метался от одного старика к другому.
Мальчик ничуть не удивился, когда в какой-то миг стариков стало
трое. Третий соткался из снежной завирюхи и без слов встал рядом.
Худой, хмурый, в плаще с капюшоном, надетом поверх куртки из
оленьей шкуры. На поясе -- узкий меч, за поясом -- три кинжала
разной длины.