Только после этого из дежурки
показался заспанный обер-офицер в накинутой прямо на рубашку
шинели, перебросился парой слов с начальником парии, хмуро оглядел
колонну арестантов и махнул рукой. И лишь тогда отворились тяжелые
скрипучие ворота, впуская насквозь замерзших людей внутрь.
Во дворе находилось несколько
деревянных построек — унылые, покрытые облупившейся желтой краской
крытые дранкой бараки. В один потянулись конвойные солдаты, в
другие повели арестантов. Часть баб, одетых по-крестьянски и без
кандалов, потянулась вслед за мужиками, но унтер Палицын с
нехорошей усмешкой остановил их:
— Извольте, барышни, пройтить в вот
эту. — И он указал на караульное помещение. — Где будет вам тепло и
чисто и, может быть, даже сытно!
Бабы переглянулись, по их рядам
пронесся испуганный шепот, тем не менее, оглядываясь по сторонам,
женщины несмело проследовали в караулку.
— А вам, мадама, бальный билет
надобен? Чего тут топчесси? Заходи уже!
— Я не каторжная, господин охфицер, я
мужняя жена. Своею волей за мужем иду в сибирскую землю. Мне с
энтими марамойками в ваш вертеп идтить невмочно!
— Да ты как смеешь нашу кордегардню
вертепом обзывать? — нарочито возмутился унтер.
— Пустите к мужу, господин охфицер, а
то я господину коменданту на вас нажалуюсь! Где это видано, жену к
мужу не пускати?
— Не положено! Иди сюды, а не хочешь
— на морозе будешь ночевать! — сурово оборвал ее унтер. — Ну што,
идешь?
Баба возмущенно покачала головой,
оставшись на месте. Чем кончилось дело, я не увидел: нас ввели
внутрь мужского барака.
Там было темно и очень холодно.
Похоже, барак никто не удосужился протопить, и было в нем ничуть не
теплее, чем на улице! Как оказалось, внутри были только дощатые, в
два этажа нары, причем кое-где присыпанные снегом, который вдувался
неугомонным ветром сквозь многочисленные щели в дранке крыши.
Арестанты начали роптать, те, кто
стоял сбоку и был на виду, шепотом проклинали судьбу, а вот
колодники в середине колонны, спрятавшись от взоров охраны за
спинами товарищей, бузили много решительнее и громче.
— Да мы тут околеем! Где это видано —
зимою да не топить?! — раздавались возмущенные вопли.
Тем временем пришел заспанный мужик и
начал размыкать кандалы. Происходило это очень-очень медленно —
ведь мастер был один, а скованных арестантов — добрая сотня!