По дороге наткнулись на нашего
офицера, стоявшего у распряженных саней. Он разговаривал с какой-то
чудной личностью в арестантской форме:
— Корнет, ну что же вы в общий-то
барак? Извольте к нам, вон к Николаю Карловичу в пристрой, вы там
совершенно покойно устроитесь! — увещевал наш офицер этого
странного типа.
Человек этот и вправду отличался от
нас: вроде одет примерно так же, как и остальные каторжные, но
тюремная форма на нем явно из хорошей ткани, а поверх весьма
приличный тулуп. Кроме того, никаких кандалов на нем не было и в
помине.
— Буду весьма признателен, господин
капитан, однако не обременит ли это вас? И не послужит ли мой визит
в караульное помещение какой-то дискредитации? — очень вежливо
ответил необычный арестант.
— Ах, оставьте! Какие счеты! Буду рад
услужить образованному человеку! — возмутился конвойный офицер.
Дальнейшего я не услышал: мы с
поленьями вошли в наш заиндевелый барак. Тут же высыпали дрова
возле печки, я схватил женщину за руку и увел в самый конец, на нее
косились с интересом, но никто ничего так и не сказал. А там пару
минут розыска, и ее не путевый мужичок нашелся.
Был он невысокого роста, худощавый,
сутулый и с большой растрепанной бородой.
— Глашка, — едва слышно прошептал он,
замерев на месте. — А ты тут чего? А как же хозяйство?
— А вот так! — И она, шагнув, обняла
его, тут же положив голову на плечо. — А чего хозяйство, на
старшего оставила. Собралась да за тобой. Куда ж ты без меня, друг
мой сердешный! Куда ты, туда и я!
Они так и замерли, обнявшись, отчего
на душе у меня как-то потеплело. Однако надо было еще устроить,
чтобы потеплело и тело, так что пришлось возвращаться к печке.
Не без труда разожгли мы огонь, печь
действительно отчаянно дымила, к тому же в ней не было ни вьюшки,
ни топочной, ни поддувальной дверки. Зато когда дрова все-таки
разгорелись, все арестанты с удовольствием смотрели на ярко-красные
угли, несущие такое долгожданное тепло.
Вскоре объявился Сидорчук, а с ним и
пара ссыльных, которые, надрываясь, втащили в барак огромный
закопченный котел с пшеничной кашей. Ее разложили на множество
солдатских котелков. Не теряя зря времени, арестанты тотчас достали
деревянные ложки и бросились шуровать ими. У меня же ничего
подобного не оказалось.
— Накося, держи! — протянул кто-то
мне широкую щепку. — Ей черпай! — И пришлось мне подцеплять кашу,
стараясь уберечь язык и губы от случайных заноз.