— Это нам, робяты, страшенно свезло, что нас в самый Сочельник
отправляют на этап! — объяснил он всем нашу удачу. — Под божий
праздник народец страсть как любит нашего брата милостить, штобы
мы, значит, в Сибири лютой их добрым словом поминали и молились за
благодетелей наших. Так что не зевай, калачи хватай, да
пожалостливее так смотри на всех. Особливо купчихи добрые да
кержаки!
— Фомич, а кто такие кержаки? — тут же спросил молодой Чурис
— Ну, староверы, по-вашему. Ты им двумя перстами перекрестисси,
и оне тебя завалят гостинцами, — с усмешкой пояснил чернобородый
каторжанин.
— А как креститься-то в железах? — ехидно спросил Чурис, на что
Викентий лишь отмахнулся:
— Ну, изобрази што-нибудь такое-этакое, сложи два перста, сделай
вид, что хочешь крестное знамение на себя наложить, а железа не
пускают. Стони да глазами вращай яростно. Вот, мол, слуги
диавольские крест наложить не дают истинно православному
человеку!
Каторжные тут же все уяснили и намотали на ус. В общем, как
начали выводить нас из скрипучих ворот тюремного замка на свет
божий, на лежащую перед нами площадь, мы уже все прекрасно знали,
что делать и как себя вести. Я теперь не отличался от других
арестантов: у меня отняли мой деревенский армяк, котомку и лапти,
выдав обычный серый арестантский халат из невообразимо колючей,
пропахшей влагой шерсти, шапку и широкие штаны, а также новые,
неношеные коты из рыжей коровьей шкуры. Окончательно канул в лету
мой деревенский вид, и теперь я сливался с общей серой арестантской
массой.
Первым делом нас вывели на Острожскую площадь.
Горожане толпились вдоль Варваринской улицы. Все арестанты уже
предвкушали угощение и вовсю изображали жалостные морды, истово
молились, изображая религиозный экстаз, сдергивали шапки с
наполовину обритых голов.
— Слышь, Подкидной, сдерни-ко с меня шапку, я не дотягиваюсь! —
попросил вдруг Фомич, наклоняясь к моим рукам. Оказалось, цепь его
слишком коротка, и он действительно не мог сам снять шапку, а
сделать это было необходимо, иначе не получалось достаточно
слезливого и почтительного вида.
— Ну что ворон ловишь, давай! — одернул меня варнак, наклоняя
голову ко мне, и я, опомнившись, стащил с него серый шерстяной
колпак.
Мне же было не по себе от такого, не привык я просить и
клянчить!
— Подайте Христа ради! — тут же заголосил он. — Барышня, подайте
чего не жалко!