И они все смотрели, как мы
приближаемся.
— И чего они так пялятся? — тихо
проговорила Октавия.
— У тебя боязнь публики, дорогая, —
усмехнулся я. — Я всё беру на себя.
Широко улыбаясь, я приблизился к
очереди, которая внимательно нас разглядывала и произнес:
— Всех приветствую, господа. Челнок
на Восточную Герберу отсюда уходит?
— Да, молодой человек, — отозвалась
из очереди бодрая бабушка в противопыльном капоре. — Это здесь. Да
вы занимайте очередь, сударь, не стесняйтесь, уже скоро
улетаем.
Мы с Октавией встали как раз за
нею.
— Вы из Центральных Систем? —
повернулась к нам радушная бабуля.
— Так и есть, сударыня.
— Оно и видно, нарядные такие,
яркие, вон как сволочи сразу к вам пристали.
Она наклонилась ко мне, чтобы
негромко сообщить:
— Мы видели, как вы их осадили,
молодой человек, и мы целиком вас поддерживаем!
— Благодарю, сударыня. Мне было
нетрудно, — пожал я плечами.
— Ах, бросьте, молодой человек,
какая я вам сударыня, у меня правнуки уже есть! — засмеялась
бабуля.
Честно говоря, лучше бы они
поддержали нас делом. Но я не ожидаю от людей невозможного…
К началу очереди на наземном шасси
подогнали челнок, откинули вниз бортовой люк, он же оказался
бортовой лесенкой. Пилот объявил посадку, и мы пошли внутрь.
Деньги собирала на входе миловидная
девица, стюардесса, видимо. И собирала явно мимо кассы лифтового
вокзала. Ого, а как же налоги?
Но я неуместных камеральных вопросов
ей задавать не стал, мы прошли в салон, знавший и лучшие времена.
Заняли свои места в потертых пассажирских креслах вдоль бортов.
Летело нас человек тридцать.
И уже прямо перед отлетом через
иллюминатор я заметил на вокзале того пирата, Череп, кажется. Он
поймал мой взгляд и отсалютовал мне двумя пальцами от черной
банданы на бритой голове.
Ишь ты, какой дружелюбный,
оказывается. Я ему подмигнул в ответ.
А мы уже взлетали.
Двигатели челнока ревели на старте
чересчур истошно, на мой вкус. Но от грунта мы оторвались, на крыло
встали и пошли по восходящей вверх. В иллюминаторах привычно
потемнело, когда мы вышли из атмосферы.
Пять минут, полет нормальный.
Потом в корпус снаружи что-то
ощутимо долбануло, я аж напрягся.
Сосед справа от меня, крепкий,
плотный, коротко стриженный парень, в куртке из настоящей дикой
черной кожи, покосился на меня, криво улыбнулся:
— В первый раз на эшафоте?