— Смотря, о чем в конечном итоге идет речь. Порой обычная дуэль
не достигает истиной цели пострадавшего, — равнодушно пожал я
плечами.
— Что вы имеете в виду, князь? – В голосе Андрея Филипповича
прозвучало удивление.
Я прожег графа Доронина пристальным и долгим взглядом.
— Представьте, Андрей Филиппович, что какой-то негодяй причинит
вред самому родному и любимому для вас человеку: матери, жене,
ребенку или близкому другу. Нанесет им непоправимый вред, заставит
жестоко страдать, а потом убьет. И этим своим зверским поступком он
ввергнет вашу душу в пучину нечеловеческого горя, а мозг – в
безумие. Неужели вы считаете, что для такого подонка справедливой
долей будет получить пулю в лоб или быть испепеленным заклинанием
огненного шара? Не говоря уже о том, что он спокойно может выйти из
дуэли победителем и при этом будет бесспорно оправдан всем светом
по одной только той причине, что ему повезло больше, чем его
несчастному оппоненту. Ну уж нет, граф, увольте. Если мне
когда-нибудь будет суждено мстить за тяжкое страдание, то я буду
мстить не так.
— Признаться, ваша теория, князь, меня удивляет, — ответил граф
Доронин. – А как же тогда быть с системой правосудия, которая как
раз и существует ради таких вот именно случаев?
— Система правосудия удовлетворяет запросы общества, но не жажду
мести потерпевшего. Общество вполне справедливо просит оградить
себя от дальнейших посягательств преступника, что и делает наша
Фемида. Но как быть тому несчастному, который по воле преступившего
закон уже прошел через горнило страданий? Достаточно ли будет ему
знать, что за всё его прошлое, настоящее и будущее горе негодяй
претерпит только несколько мгновений или минут страданий?
Удовлетворит ли это его? Не думаю.
— Я понял вашу мысль, Александр Андреевич, — усмехнувшись
ответил граф Доронин. – Но не находите ли вы, что потерпевший,
который в какой-то момент вдруг решил стать и судьей, и
исполнителем приговора в одном лице, сам может попасть под
неотвратимое действие закона и следящей за его исполнением системы
правосудия?
— Конечно, но только если он беден и непроходимо туп, —
улыбнулся я. – Однако же если он состоятелен и достаточно умен, то
сможет обернуть все так, что свершившаяся месть будет принята
окружающими, скорее, за волю провидения, чем за действия
человеческой руки.